![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
"Я вам скажу как еврей еврейке"
Ира Ш. - художница. В середине 1990-х, когда приключилась эта история, она работала преподавателем (руководителем) детской художественной студии в городе Z, одном из крупнейших в России. Студия арендовала помещение в школе №**** по договору, заключенному с РОНО.
В некий не слишком прекрасный момент в школе сменилась директриса - и тут же пожелала расторгнуть договор аренды. У нее был более выгодный соискатель - магазин секонд хенд, кажется. Ира, конечно, не хотела на улицу, да и так случилось, что закон был на ее стороне - по только что вступившему в силу закону государственные школы сохранили право сдавать помещения в аренду только учреждениям образования же, каковому критерию студия удовлетворяла, а магазин - нет. Ира обратила на это внимание РОНО. "Мало ли что в законе написано, вы знаете, кто ваша оппонентка? Видим, что не знаете. Она - жена самого Петра Моисеевича Ф."
Ира была человеком далеким от этой жизни, ей пояснили, что Ф. - первый вице-мэр города Z, ответственный за самые важные и денежные направления его развития. Не вняв предупреждению, Ира пообещала жаловаться в более высокие инстанции.
... Вечером в ее квартире зазвонил телефон. У аппарата был сам Петр Моисеевич.
- Милая Ира, я вам скажу как еврей еврейке - у вас все впереди. Вы не должны допустить, чтобы ваша жизнь оборвалась из-за такого пустяка, в сущности - ерунды. Вы, конечно, понимаете, что не будь вы "из наших", я бы и звонить не стал, но к вам, поверьте, я испытываю искреннюю симпатию.
Ира спросила меня - что ей делать. Уносить ноги из нехорошей школы, ответил я.
- Помнишь, десять лет назад, когда были проблемы с КГБ - ты дал другой совет. Что изменилось?
Я промолчал.
В некий не слишком прекрасный момент в школе сменилась директриса - и тут же пожелала расторгнуть договор аренды. У нее был более выгодный соискатель - магазин секонд хенд, кажется. Ира, конечно, не хотела на улицу, да и так случилось, что закон был на ее стороне - по только что вступившему в силу закону государственные школы сохранили право сдавать помещения в аренду только учреждениям образования же, каковому критерию студия удовлетворяла, а магазин - нет. Ира обратила на это внимание РОНО. "Мало ли что в законе написано, вы знаете, кто ваша оппонентка? Видим, что не знаете. Она - жена самого Петра Моисеевича Ф."
Ира была человеком далеким от этой жизни, ей пояснили, что Ф. - первый вице-мэр города Z, ответственный за самые важные и денежные направления его развития. Не вняв предупреждению, Ира пообещала жаловаться в более высокие инстанции.
... Вечером в ее квартире зазвонил телефон. У аппарата был сам Петр Моисеевич.
- Милая Ира, я вам скажу как еврей еврейке - у вас все впереди. Вы не должны допустить, чтобы ваша жизнь оборвалась из-за такого пустяка, в сущности - ерунды. Вы, конечно, понимаете, что не будь вы "из наших", я бы и звонить не стал, но к вам, поверьте, я испытываю искреннюю симпатию.
Ира спросила меня - что ей делать. Уносить ноги из нехорошей школы, ответил я.
- Помнишь, десять лет назад, когда были проблемы с КГБ - ты дал другой совет. Что изменилось?
Я промолчал.
no subject
no subject
no subject
У меня тоже такое ощущение было: в 80-е еще было за что бороться. А в 90-е уже нет, потому что поганили все не какие-то злые силы сверху, а сам народ, которому, в принципе, дали возможность вершить свою судьбу. А народ опять пассивно отдал эту возможность силам зла.
И тут уж, ребята, живите, как знаете... А я собрала сумочку...
no subject
no subject
no subject
Т.е., по ее мнению, речь шла о запрете на профессию.
no subject
no subject
no subject
no subject
С другой стороны, принцип может заключаться не в помещении, а в соблюдении закона.
no subject
no subject
Но опять же, бороться имеет смысл там, где это не заведомо проигрышная ситуация.
no subject
Вот в 90-е стало понятно, что это таки "их" страна, потому что "они" это уже не кучка серых пиджаков, а обычный народ, который продолжает думать не о стране, и не о будущем, а о своей сиюминутной выгоде любой ценой.
no subject
Что до совета - для разнообразия я совершенно согласен тут с Гейшей, а это редко бывает! Но и тогда, когда это не было ясно, и когда казалось, что Ваш совет может быть верен: Вас ведь не надо уверять, как мне интересна Россия и что с ней происходит. Однако я безумно, безумно рад, что уехал когда-то. Я бы не сохранился в ней. Это не всеобщее утверждение, более сильные люди могли не уезжать. Для этого надо было не испытывать внутренне непрерывное ощущение унижения. Я - испытывал, и это разрушающее ощущение. ТАких, как я - много, не берусь сказать, сколько.
no subject
no subject
no subject
no subject
Я бы Вам даже и поверил, если бы эксперимент не показал совершенно противоположного. А я физик, я эксперименту верю больше.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Вопроса твоего не понял, но отвечаю: Ира (ошибочно) думала, что не найдет другого помещения. Кто "второй фигурант" - я не понял. Если супруги Ф. - то чисто профилактически, нельзя давать всякой ботве слишком много выступать (вероятно).
no subject
В городе же не одна школа. Она не могла обратиться в другую, раз уж с этой так случилось? Или эта чем-то отличалась? Вот такой был вопрос.
no subject
no subject
no subject
no subject
Во втором случае уехать от него нельзя, в первом - можно.
Пессимистичное
Вот поэтому с некоторых пор я прихожу к выводу, что для борьбы с "ЭТИМИ" нужны люди, которым просто терять нечего. Только тогда они могут надеяться на хоть какой-то успех.
Re: Пессимистичное
no subject
При этом, если я правильно понимаю подтекст рассказа, то в нём
(1) сопоставлено два требования: (а) первое (неназываемое рассказчиком явно: фигура умолчания) - "что требовал от Учительницы КГБ ("тогда", в начале1980-х г.?)" (мы можем только догадываться, что это было - "убираться из страны"? "прекратить распространение самиздата"? и т.п.) и (б). второе (ясное из рассказа) - "чего потребовал Вельможа от Учительницы рисования?" (из рассказа ясно: "прекратить высказывать территориальные претензии к {жене} Вельможи, несмотря на юридическую законность этих претензий");
(2) сопоставлено две угрозы: (а). первая (неназываемая рассказчиком явно: фигура умолчания) - "чем угрожал Учительнице ГБ-ист в начале 1980-х гг.?" (мы можем только догадываться); и вторая (б). (ясная из рассказа) - "чем угрожал Вельможа Учительнице?" - из рассказа ясно, что ни больше ни меньше как убийством (ср. "Вы не должны допустить, чтобы ваша жизнь оборвалась из-за").
(3) сопоставлено две степени "серьёзности/блефа" - (а) (неназываемая явно степень "серьёзности/блефа" КГБ в угрозе Учительнице) (о которой мы можем только догадываться) и (б) неназванная явно, но "реконструируемая" степень "серьёзности/блефа" в угрозе Вельможи Учительнице: а именно, судя по рассказу, все (и Учительница, и рассказчик, а вслед за ними и читатели) уверены, что вторая угроза была серьёзной, а не блефом, что вельможа такого уровня слов на ветер не бросает и т.п.
Моя реконструкция основана на логике рассказа: иначе ведь откуда бы взялся совет капитулировать у рассказчика, который (Рассказчик) в былые времена показал себя смелым и принципиальным, способным к сопротивлению (в противном случае советовать другим продолжать сопротивление было бы с его стороны провокаторством).
Теперь попробуем восстановить, что именно скрыто за фигурами умолчания во всех трёх пунктах. (Реконструкция может пока что базироваться только на анализе рассказа). (1) Чего бы КГБ ни потребовал, ясно одно: Рассказчик советовал Учительнице либо прямым текстом отказаться пойти на компромисс с КГБ, либо (пойдя на компромисс на словах) по крайней мере принять внутренее решение реально на этот компромисс не идти. (2) Чем бы КГБ ни угрожал (убийством из-за угла? или чем-то помягче - типа привлечения к уголовной ответственности? - или чем-то ещё помягче - типа "волчьего билета"?), но ясно, что эта угроза была, говоря математически, "меньше либо равна" угрозе Вельможи Учительнице - потому что в противном случае сопоставление было бы неубедительно; да и трудно себе представить угрозу, более сильную, чем угрозу убийства (разве что убийства всей семьи Учительницы). (3). Какова бы ни была степень "серьёзности/блефа" угрозы КГБ Учительнице, но можно с уверенностью утверждать, что результат умножения (в математическом смысле) этой степени на содержание этой угрозы был МЕНЬШЕ, нежели результат аналогичного умножения угрозы Вельможи Учительнице на степень серьёзности/блефа ЭТОЙ угрозы. Иными словами, говоря неформально: из рассказа можно заключить, что либо (I.) КГБ в начале 1980-х угрожал Учительнице чем-то менее суровым, чем убийство из-за угла, либо (II.) если содержание угрозы КГБ Учительнице таки состояло в "убийстве Учительницы из-за угла", то Рассказчик тогда был настолько уверен в том, что ЭТО на самом деле - блеф, что счёл возможным посоветовать Учительнице продолжать делать то, что он (и она) считали необходимым (этически) делать и дальше в начале 1980-х гг.
Итак, моя реконструкция импликатур рассказа примерно такая: опасность ссориться с властями в постсоветскую эпоху (= "сегодня", но в расплывчатом смысле: эпизод с Вельможей происходит в середине 1990-х гг.) чревата потерей жизни, тогда как опасность ссориться с властями в позднесоветскую (доперестроечную) эпоху начала 1980-х гг. была чревата существенно менее суровыми последствиями.
no subject
Но анализ всех фактов, существенных для реконструкции "адекватной (истинной) тотальной картины действительности", равно как и сама "тотальная реконструкция", не входила в мою задачу. Я достаточно эксплицитно подчеркнул, что моя реконструкция основана только на том, что прямо вытекает из содержания рассказа. Не более того.
В качестве дополнительной гипотезы, способной объяснить, почему рассказчик сделал вывод о бОльшей суровости постсоветских властей по сравнению с советскими, могу предположить только то, что и в том, и в другом случае мысленное прогнозирование степени опасности базировалось на сопоставительно анализе (а) ТИПИЧНОГО (статистически предсказуемого) поведения советских властей в подобных случаях; и (б) ТИПИЧНОГО же (статистически предсказуемого) поведения постсоветских властей в подобных случаях. По-видимому, не опираясь интуитивно на эту статистику, наш рассказчик (и вспоминаемый Рассказчик - тот же индивид, но в начале 1980-х гг.) в принципе не мог бы делать никаких прогнозов о степени опасности сопротивления - ни "тогда", ни "сейчас". Если же он всё-таки эти выводы сделал, то, видимо, можно предположить, что у него такая статистика была.
Некоторое (выходящее за рамки содержания рассказа) энциклопедическое (историческое) знание СТАТИСТИКИ реально происходивших случаев наказания (мести) в первом случае и во втором случае заставляет предположить, что "по умолчанию" в начале 1980-е гг. содержание угрозы понималось (в худшем случае) как "привлечение к уголовной ответственности" или (в лучшем случае) как "увольнение" или (в "среднем" случае) как "увольнение с волчьим билетом", но не как "убийство". Если бы имело место последнее, то рассказчик не преминул бы этот факт в явном виде оговорить. Но так как он этого не сделал, то, думаю, что угроза была мягче, нежели "убийство".
no subject
no subject
Re: Пессимистичное
Поэтому вопрос заключается в том, есть ли возможность лечения зла без крайних мер.
no subject