![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
История бывшей дружбы
(Все имена, кроме одного, изменены. Все персонажи имеют прототипов, но часто собирательных, поэтому не надо гадать, кто имеется в виду).
Исаак Львович Пинус был моим первым "боссом" (заведующим лабораторией в НИИ). А еще - он был беспартийным, судимым, нереабилитированным (ст. 58-10, 58-11 сталинского УК). Поскольку антисоветская организация (Союз Освобождения Народов СССР, в составе нескольких старшеклассников и выпускников школы №1 гор. Кунцево) реально существовала, имела ответвления даже в провинции (например, тот поэт, который - У белых гор Бутугычага цвели полярные цветы - из Воронежского филиала) - то вместо справки о реабилитации, стандартного удостоверения интеллигента, он имел справку о "снятии судимости ввиду отпадения общественной опасности осужденного".
Работать под его началом было одно удовольствие. И.П. был чудак, как очень многие лучшие советские интеллигенты; ему мечталось, что выдуманные им кибернетические прибамбасы (АСУ в строительстве) исподволь, с черного хода разрушат советскую власть. Поэтому к своим проектам "асучивания" относился серьезно, но не настолько серьезно, чтобы заставлять сотрудников гореть на работе. Не требовал, чтобы "понедельник начинался в субботу". Понедельник у нас, собственно, начинался в пятницу - и в нее и заканчивался. В смысле, у нас в лаборатории был один присутсвенный день - пятница. В этот день надо было приходить в комнатку на Нижне-Первомайской к 9 часам, обсуждать текущие дела. Обычно дела обсуждались часов до 12-13, потом заинтересованные лица уезжали на арендованный ВЦ. Машинное время было дефицитом, поэтому, кроме пятницы, был еще один выход на ВЦ в неделю (часа на 3 вечером). Остальное время каждый занимался чем хотел: кто христиански возрождался, кто учил иврит, кто учил детей в 57-й матану, кто - проводил подпольные Всесоюзные соревнования по бриджу.
Поразительно, но таким числом усилий без труда выполнялись все хозрасчетные работы, получались деньги, выплачивались зарплаты и премии, вовремя происходили повышения должностей и окладов - с тех-то пор я и не верю в глубине души, что существует такое понятие, как "эффективный бизнес".
Помню, как-то раз И.П все же не выдержал нашего оборзения (несколько пятниц подряд НИ ОДИН сотрудник не пришел ровно в 9-00; я, например, приходил в 9-14, мне так было удобнее по транспортному расписанию) и устроил нам "арест", чтобы мы поняли, как живет "вся страна": приказал с понедельника по пятницу являться ровно в 9 и сидеть в конторе. Сам приходил тоже и раскладывал шахматы: дела-то все уже были обсуждены в прошлую пятницу. На эту неделю выпало 4, а не 2 сеанса машинного времени, и еще два дня рождения сотрудников, которые шумно отметили в нашей комнатке. В остальном мы стоически выдержали урок.
Такая жизнь продолжалась до андроповского предсмертного взбрыка совка. Сначала нам прикрыли комнатку и перевели в основное здание института, а потом, почти сразу, комиссия парткома и администрации накрыла нас. По насмерть перепуганным лицам месткомовских теток, по наигранно-бодрым - парткомовских дядек было очевидно, что в наш дом без стука, почти без звука пришла Контора Глубокого Бурения. Вот только за кем? За мной? Может быть, я как раз незадолго до этого почувствовал холодок от буравящего взгляда на спине, в стенах горкома комсомола со мной пожелали побеседовать о судьбах почему-то авторской песни двое мужчин некомсомолького возраста, а некоторые друзья вдруг на мои звонки вешали трубку, а потом перезванивали из автомата. А может, за самим И.П. - он как раз тогда умопомрачительными пассами пытался передать в Париж книгу своих лагерных рассказов, а может - за нашим учителем иврита, а может - за православным бриджистом... А может, самое худшее - встретились в курилке или буфете клуба им. Дзержинского кураторы - мой, Пинуса, бриджиста...
Контора рассы'палась. Года полтора я проработал во вполне солидном институте Академии Наук, так что, возможно, кровавый след был не за мной. Потом откинули коньки два генсека подряд и пришел третий, которому суждено было покинуть Кремль живым, но мы этого еще не знали. Кто не уехал в Израиль - собрались снова, теперь уже под крышей ГИВЦ министерства. Впрочем, обновление общества стремительно набирало обороты, и скоро на доске объявлений появился приказ (не помню, еще Силаева или уже Гайдара):
В связи (со всем хорошим) приказываю - расформировать Министерство Таких и Сяких Строительных Работ. Учредить юридическое лицо гражданского права - Корпорацию ТакСякМонтаж. Президентом Корпорации назначить г-на (бывшего Министра ТСиСР). Приравнять Президента корпорации в части обеспечения спецтранспортом, кремлевкой и пр. к федеральным министрам.
Разумеется, в новом обществе вся эта диссидентская кибернетика была нафиг не нужна. Да и зачем - все уже произошло. АСУ с интегралами (ну или не они) смели советскую власть. После недолгой агонии наша лавочка прекратила течение свое (успев приватизироваться, преобразоваться в МП, а я там недели две даже был Генеральным Директором и носил в кармане джинсов свежеизготовленную печать фирмы).
Наконец-то все могли заняться делом - бриждем, матаном в 57 школе... Исаак Львович же мог теперь издать свою книжку - оригинал-макет ее сделал я (в Word for DOS 5.5). Ее издал новый частный издатель, некто Ковенский.
Быстро ли, медленно - но подкатили события 93 года, когда мирное демократическое развитие страны оказалось омрачено мятежом парламента и конституционного суда против законного Командования Войсками Московского военного округа и законного же Сводного ОМОНа МВД. Мятеж был, как мы знаем, подавлен законными Командованиями, жизнь продолжалась.
Той осенью-зимой-весной я часто встречался с И.П. по поводу его книжки. Перед очередной встречей (к счастью, последней - я отдавал последнюю версию макета) я наткнулся на номер "Известий" с открытым письмом 103 видных интеллектуалов, которые протестовали против слишком мягкого наказания мятежников. Под ним стояла и подпись Пинуса.
Составитель письма (им был издатель Ковенский) с печальным мужеством упрекал Верховного командующего, что он так снисходителен к мятежникам, потому что вырос с ними в одной партии и потому "не хочет стрелять в своих".
О Ковенском я услышал, точнее, увидел еще только раз - через несколько лет в свежеопубликованных дневниках Варлама Шаламова прочитав "особенно усердствует в травле [Шаламова] матерый советский черносотенец Ковенский".[*]
Я подсел к Исааку Львовичу в машину возле библиотеки Ленина и отдал ему папку с макетом - а потом спросил: И.Л., зачем вы пачкаете свое имя, становясь на одну из сторон в криминальной разборке?
Что вы, А., какая разборка, это очистительная гроза, теперь путь страны в будущее свободен!
И.Л., пусть я не понимаю в политике, пусть вы, опытный человек, видите что-то, чего не вижу я. Но ведь уже видно, что никаких результатов политических нет, просто рокировка жуликов, а вот сопровождавший события страшный инородческий погром (11 убитых, тысячи искалеченных, десятки тысяч ограбленных) - уже определил направленность национальной политики, газетной риторики, межчеловеческих отношений, в конце концов!
А., наш народ [по контексту - русский] должен был освободиться от этого рабства. Посмотрите, все ведь захвачено ими - главным образом азербайджанцами, они самые сплоченные. Русские проигрывают, потому что пытаются по правилам, а эти - всегда поддерживают своих! Достаточно зацепиться одному - и все. Работать у него будут только азербайджанцы, а скоро весь рынок, а потом и все вокруг будет у азербайджанцев.
Но, И.Л., я читал ваши материалы к книге об Уманском погроме [П., кажется, позже ее дописал и издал в Израиле] и вообще знаком с риторикой антисемитизма. Ведь это буквально то же самое! То же говорили враги о евреях - и в Умани и всегда!
А., ну как это можно сравнивать! Ведь легко показать, что когда это говорят о евреях - это ложь, от первого слова до последнего! Но самой проблемы - как русскому народу защитить себя от агрессивных нацменьшинств - это ведь не отменяет.
Я пожал протянутую руку и вышел из машины. Еще захлопывая дверь, я знал - НАВСЕГДА. Никогда я не увижу больше этого человека, моего старшего друга и учителя, спутника 15 лет жизни.
Справка: сейчас И.Л.Пинус работает собкором одной известной московской газеты в Израиле.
Так вот, я вижу, как мертвая плесень съела разум в прекрасном, смелом человеке, который мальчиком вынес арест и следствие, юношей - лагерь, и не сломался, но сломался, когда Враг рода человеческого соблазнил его словами "нам можно творить зло, мы ведь добрые".
И когда бьется в истерике человеческий планктон, теряя остатки прилагательного "человеческий" - удивляться нечему. Обламывали, увы, и не таких людей. Штучных, а не планктонных.
[*]Updated (после чтения мемуаров общих знакомых К. и Ш.) Стареющий Шаламов отзывался о неприятных ему людях все более и более резко, поэтому этот отзыв не обязательно означает что-то реальное, он означает только резко испорченные отношения.
Исаак Львович Пинус был моим первым "боссом" (заведующим лабораторией в НИИ). А еще - он был беспартийным, судимым, нереабилитированным (ст. 58-10, 58-11 сталинского УК). Поскольку антисоветская организация (Союз Освобождения Народов СССР, в составе нескольких старшеклассников и выпускников школы №1 гор. Кунцево) реально существовала, имела ответвления даже в провинции (например, тот поэт, который - У белых гор Бутугычага цвели полярные цветы - из Воронежского филиала) - то вместо справки о реабилитации, стандартного удостоверения интеллигента, он имел справку о "снятии судимости ввиду отпадения общественной опасности осужденного".
Работать под его началом было одно удовольствие. И.П. был чудак, как очень многие лучшие советские интеллигенты; ему мечталось, что выдуманные им кибернетические прибамбасы (АСУ в строительстве) исподволь, с черного хода разрушат советскую власть. Поэтому к своим проектам "асучивания" относился серьезно, но не настолько серьезно, чтобы заставлять сотрудников гореть на работе. Не требовал, чтобы "понедельник начинался в субботу". Понедельник у нас, собственно, начинался в пятницу - и в нее и заканчивался. В смысле, у нас в лаборатории был один присутсвенный день - пятница. В этот день надо было приходить в комнатку на Нижне-Первомайской к 9 часам, обсуждать текущие дела. Обычно дела обсуждались часов до 12-13, потом заинтересованные лица уезжали на арендованный ВЦ. Машинное время было дефицитом, поэтому, кроме пятницы, был еще один выход на ВЦ в неделю (часа на 3 вечером). Остальное время каждый занимался чем хотел: кто христиански возрождался, кто учил иврит, кто учил детей в 57-й матану, кто - проводил подпольные Всесоюзные соревнования по бриджу.
Поразительно, но таким числом усилий без труда выполнялись все хозрасчетные работы, получались деньги, выплачивались зарплаты и премии, вовремя происходили повышения должностей и окладов - с тех-то пор я и не верю в глубине души, что существует такое понятие, как "эффективный бизнес".
Помню, как-то раз И.П все же не выдержал нашего оборзения (несколько пятниц подряд НИ ОДИН сотрудник не пришел ровно в 9-00; я, например, приходил в 9-14, мне так было удобнее по транспортному расписанию) и устроил нам "арест", чтобы мы поняли, как живет "вся страна": приказал с понедельника по пятницу являться ровно в 9 и сидеть в конторе. Сам приходил тоже и раскладывал шахматы: дела-то все уже были обсуждены в прошлую пятницу. На эту неделю выпало 4, а не 2 сеанса машинного времени, и еще два дня рождения сотрудников, которые шумно отметили в нашей комнатке. В остальном мы стоически выдержали урок.
Такая жизнь продолжалась до андроповского предсмертного взбрыка совка. Сначала нам прикрыли комнатку и перевели в основное здание института, а потом, почти сразу, комиссия парткома и администрации накрыла нас. По насмерть перепуганным лицам месткомовских теток, по наигранно-бодрым - парткомовских дядек было очевидно, что в наш дом без стука, почти без звука пришла Контора Глубокого Бурения. Вот только за кем? За мной? Может быть, я как раз незадолго до этого почувствовал холодок от буравящего взгляда на спине, в стенах горкома комсомола со мной пожелали побеседовать о судьбах почему-то авторской песни двое мужчин некомсомолького возраста, а некоторые друзья вдруг на мои звонки вешали трубку, а потом перезванивали из автомата. А может, за самим И.П. - он как раз тогда умопомрачительными пассами пытался передать в Париж книгу своих лагерных рассказов, а может - за нашим учителем иврита, а может - за православным бриджистом... А может, самое худшее - встретились в курилке или буфете клуба им. Дзержинского кураторы - мой, Пинуса, бриджиста...
Контора рассы'палась. Года полтора я проработал во вполне солидном институте Академии Наук, так что, возможно, кровавый след был не за мной. Потом откинули коньки два генсека подряд и пришел третий, которому суждено было покинуть Кремль живым, но мы этого еще не знали. Кто не уехал в Израиль - собрались снова, теперь уже под крышей ГИВЦ министерства. Впрочем, обновление общества стремительно набирало обороты, и скоро на доске объявлений появился приказ (не помню, еще Силаева или уже Гайдара):
В связи (со всем хорошим) приказываю - расформировать Министерство Таких и Сяких Строительных Работ. Учредить юридическое лицо гражданского права - Корпорацию ТакСякМонтаж. Президентом Корпорации назначить г-на (бывшего Министра ТСиСР). Приравнять Президента корпорации в части обеспечения спецтранспортом, кремлевкой и пр. к федеральным министрам.
Разумеется, в новом обществе вся эта диссидентская кибернетика была нафиг не нужна. Да и зачем - все уже произошло. АСУ с интегралами (ну или не они) смели советскую власть. После недолгой агонии наша лавочка прекратила течение свое (успев приватизироваться, преобразоваться в МП, а я там недели две даже был Генеральным Директором и носил в кармане джинсов свежеизготовленную печать фирмы).
Наконец-то все могли заняться делом - бриждем, матаном в 57 школе... Исаак Львович же мог теперь издать свою книжку - оригинал-макет ее сделал я (в Word for DOS 5.5). Ее издал новый частный издатель, некто Ковенский.
Быстро ли, медленно - но подкатили события 93 года, когда мирное демократическое развитие страны оказалось омрачено мятежом парламента и конституционного суда против законного Командования Войсками Московского военного округа и законного же Сводного ОМОНа МВД. Мятеж был, как мы знаем, подавлен законными Командованиями, жизнь продолжалась.
Той осенью-зимой-весной я часто встречался с И.П. по поводу его книжки. Перед очередной встречей (к счастью, последней - я отдавал последнюю версию макета) я наткнулся на номер "Известий" с открытым письмом 103 видных интеллектуалов, которые протестовали против слишком мягкого наказания мятежников. Под ним стояла и подпись Пинуса.
Составитель письма (им был издатель Ковенский) с печальным мужеством упрекал Верховного командующего, что он так снисходителен к мятежникам, потому что вырос с ними в одной партии и потому "не хочет стрелять в своих".
О Ковенском я услышал, точнее, увидел еще только раз - через несколько лет в свежеопубликованных дневниках Варлама Шаламова прочитав "особенно усердствует в травле [Шаламова] матерый советский черносотенец Ковенский".[*]
Я подсел к Исааку Львовичу в машину возле библиотеки Ленина и отдал ему папку с макетом - а потом спросил: И.Л., зачем вы пачкаете свое имя, становясь на одну из сторон в криминальной разборке?
Что вы, А., какая разборка, это очистительная гроза, теперь путь страны в будущее свободен!
И.Л., пусть я не понимаю в политике, пусть вы, опытный человек, видите что-то, чего не вижу я. Но ведь уже видно, что никаких результатов политических нет, просто рокировка жуликов, а вот сопровождавший события страшный инородческий погром (11 убитых, тысячи искалеченных, десятки тысяч ограбленных) - уже определил направленность национальной политики, газетной риторики, межчеловеческих отношений, в конце концов!
А., наш народ [по контексту - русский] должен был освободиться от этого рабства. Посмотрите, все ведь захвачено ими - главным образом азербайджанцами, они самые сплоченные. Русские проигрывают, потому что пытаются по правилам, а эти - всегда поддерживают своих! Достаточно зацепиться одному - и все. Работать у него будут только азербайджанцы, а скоро весь рынок, а потом и все вокруг будет у азербайджанцев.
Но, И.Л., я читал ваши материалы к книге об Уманском погроме [П., кажется, позже ее дописал и издал в Израиле] и вообще знаком с риторикой антисемитизма. Ведь это буквально то же самое! То же говорили враги о евреях - и в Умани и всегда!
А., ну как это можно сравнивать! Ведь легко показать, что когда это говорят о евреях - это ложь, от первого слова до последнего! Но самой проблемы - как русскому народу защитить себя от агрессивных нацменьшинств - это ведь не отменяет.
Я пожал протянутую руку и вышел из машины. Еще захлопывая дверь, я знал - НАВСЕГДА. Никогда я не увижу больше этого человека, моего старшего друга и учителя, спутника 15 лет жизни.
Справка: сейчас И.Л.Пинус работает собкором одной известной московской газеты в Израиле.
Так вот, я вижу, как мертвая плесень съела разум в прекрасном, смелом человеке, который мальчиком вынес арест и следствие, юношей - лагерь, и не сломался, но сломался, когда Враг рода человеческого соблазнил его словами "нам можно творить зло, мы ведь добрые".
И когда бьется в истерике человеческий планктон, теряя остатки прилагательного "человеческий" - удивляться нечему. Обламывали, увы, и не таких людей. Штучных, а не планктонных.
[*]Updated (после чтения мемуаров общих знакомых К. и Ш.) Стареющий Шаламов отзывался о неприятных ему людях все более и более резко, поэтому этот отзыв не обязательно означает что-то реальное, он означает только резко испорченные отношения.
no subject
Вообще, интересный был момент в истории России. А какие неинтересные, да.
no subject
Я сам читал в Московском Сукомольце два прекрасных материала (оба в восторженном тоне):
1. Курский вокзал переполнен южанами, они спешат убраться восвояси.
2. Славянские торговцы Центрального рынка на собрании постановили снабдить продовольственным заказом ОМОН, избавивших их от кавказского засилья.
no subject
Помню массу восхищённых интеллигентов, певших осанна дедушке Ельцину. Я их любил дразнить басней. Как в банке дрались пауки. И один - самый хитрый и злобный - сумел сожрать противников. "Как нам повезло! - сказала сидящая в той же банке муха товарке. - Ты подумай, как было бы ужасно, если бы победил вон тот паук".
no subject