Панюшкин писал хорошие вещи (я мало его читал, и он мне когда нравился больше, когда меньше, но часто больше). Эта вещь - плохая. Не должен журналист (и политический деятель - тут для меня живее всего пример Жоспена) высказывать свои обиды публично, это мета-тема, которая должна быть исключена из его тематики.
Панюшкин здесь по существу - так я его читаю - говорит не о системе и не о цензуре, а о читателе. Слова "Публикой я называю не себя и не вас, дорогой читатель" фальшивы, что тут же подтверждается следующей фразой "Но мне не хватает ума, терпения и сил объяснить это". И он прав, конечно: ему тяжело именно потому, что аудитории у него на самом деле нет. Как не было и у Политковской, потому что все те, кого реально взволновала её смерть, не аудитория - мало их,- а тех среди них, кто её реально читал, ещё меньше. Это очень грустно. Какие-то пятнадцать лет назад было совсем иначе. И высказывать по этому поводу грусть имеем право все мы тут. А вот Панюшкин - нет, разве что он занимается в своём журналистском качестве исследованием именно этого явления. Может, это бы и имело смысл. Вместо этого он говорит "а пошли вы..."
Если бы он принял такое решение из-за того, что ему зажимают рот, то он бы изыскивал способы изъясняться эзоповым языком, писать миниатюры, перешёл бы в Жванецкие, ну мало ли. Ну или тихо бы замолчал. Нет, это совсем не то.
Любой журналист и политик имеет право решить, что смысла больше нет, и прекратить деятельность. Никакой журналист или политик не имеет права сообщать "а пошли вы". Ну хотя бы потому, что это приносит эффект, противоположный его устремлениям. А также потому, что он брал на себя изначально риск, включающий и этот. Он собирался работать с этой публикой. Какая есть.
Это, конечно, моё личное мнение.