Положу-ка под кат для сохранности
Обет молчания
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН, специальный корреспондент Ъ
Это моя последняя политическая колонка в "Коммерсанте".
Не то чтобы я предлагал читателю переживать это как невосполнимую утрату. Просто – до свидания.
Я писал политические и социальные колонки восемь лет. Я даже получил за них премию. Но, поверьте, писать их с каждым годом все труднее. Возможно, виной тому мой творческий кризис или вообще моя журналистская беспомощность, которую много лет мне удавалось скрывать и выдавать за талант.
Впрочем, я предпочитаю думать, будто политические колонки так трудно писать сегодня от недостатка политики в стране. Политика – это ведь дискуссия и соревнование разных моделей общественного устройства. Политические модели должны соревноваться друг с другом, а жизнь с точки зрения политики должна представлять собою бесконечное поле для экспериментов, доказывающих правоту или ложность той или иной идеи, глупость или прозорливость того или иного политического деятеля.
Возможно, я просто оправдываю собственную беспомощность, но политическое соревнование, происходящее теперь в России, не кажется мне соревнованием. Это как если бы хоккейная команда, вместо того чтобы выйти на лед против другого соперника, разделилась бы на две части и играла бы сама с собой. Спортивные журналисты поймут меня. Невозможно писать про то, как первая пятерка команды ЦСКА, например, играет против третьей пятерки команды ЦСКА, а призом для них является любовь и благосклонность тренера.
Сегодняшняя политическая жизнь в России кажется мне более или менее такой игрой. Условно я называю противоборствующие политические группировки "Тонкими людоедами" и "Грубыми людоедами". Они могут служить в разных ведомствах и быть даже членами разных партий, потому что корпоративная принадлежность, равно как и политическая, не имеют никакого значения. Точно так, как тренер команды может перетасовать игроков из первой пятерки в третью, в российском государстве политик может быть перетасован из одного министерства в другое и из одной партии в другую. Ничего не изменится.
"Тонкие людоеды" предлагают тренеру и публике игру поизящнее: например, направить газ из Штокмановского месторождения в Германию и прельстить таким образом эту европейскую страну статусом главной в Европе энергетической державы. Предполагается, что Германия не сможет от подобного предложения отказаться и перед лицом привалившего ей богатства не станет придерживаться правил Европейской энергетической хартии. Расчет грамотный и верный, но только для людоедов.
"Грубые людоеды" предлагают тренеру и публике силовую игру. Например, развязать межнациональный конфликт или использовать межнациональный конфликт для того, чтобы отобрать у кавказцев в целом и у грузин в частности устроенный ими на территории России бизнес, а отобрав, отдать тренеру и отчасти публике. Предполагается, что публика и тренер не станут брезговать таким дорогим подарком и ради дорогого подарка не станут обращать внимание на то, что игра идет против правил.
Тренером, разумеется, я называю президента. Публикой я называю не себя и не вас, дорогой читатель, а довольно узкую бизнес-элиту, которая могла бы смотреть нормальный чемпионат, если бы хотела. Но не хочет.
Много лет я пытаюсь написать, что тонкая людоедская политика мало чем отличается от грубой. Но мне не хватает ума, терпения и сил объяснить это. Так что помолчу-ка я лучше.
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН, специальный корреспондент Ъ
Это моя последняя политическая колонка в "Коммерсанте".
Не то чтобы я предлагал читателю переживать это как невосполнимую утрату. Просто – до свидания.
Я писал политические и социальные колонки восемь лет. Я даже получил за них премию. Но, поверьте, писать их с каждым годом все труднее. Возможно, виной тому мой творческий кризис или вообще моя журналистская беспомощность, которую много лет мне удавалось скрывать и выдавать за талант.
Впрочем, я предпочитаю думать, будто политические колонки так трудно писать сегодня от недостатка политики в стране. Политика – это ведь дискуссия и соревнование разных моделей общественного устройства. Политические модели должны соревноваться друг с другом, а жизнь с точки зрения политики должна представлять собою бесконечное поле для экспериментов, доказывающих правоту или ложность той или иной идеи, глупость или прозорливость того или иного политического деятеля.
Возможно, я просто оправдываю собственную беспомощность, но политическое соревнование, происходящее теперь в России, не кажется мне соревнованием. Это как если бы хоккейная команда, вместо того чтобы выйти на лед против другого соперника, разделилась бы на две части и играла бы сама с собой. Спортивные журналисты поймут меня. Невозможно писать про то, как первая пятерка команды ЦСКА, например, играет против третьей пятерки команды ЦСКА, а призом для них является любовь и благосклонность тренера.
Сегодняшняя политическая жизнь в России кажется мне более или менее такой игрой. Условно я называю противоборствующие политические группировки "Тонкими людоедами" и "Грубыми людоедами". Они могут служить в разных ведомствах и быть даже членами разных партий, потому что корпоративная принадлежность, равно как и политическая, не имеют никакого значения. Точно так, как тренер команды может перетасовать игроков из первой пятерки в третью, в российском государстве политик может быть перетасован из одного министерства в другое и из одной партии в другую. Ничего не изменится.
"Тонкие людоеды" предлагают тренеру и публике игру поизящнее: например, направить газ из Штокмановского месторождения в Германию и прельстить таким образом эту европейскую страну статусом главной в Европе энергетической державы. Предполагается, что Германия не сможет от подобного предложения отказаться и перед лицом привалившего ей богатства не станет придерживаться правил Европейской энергетической хартии. Расчет грамотный и верный, но только для людоедов.
"Грубые людоеды" предлагают тренеру и публике силовую игру. Например, развязать межнациональный конфликт или использовать межнациональный конфликт для того, чтобы отобрать у кавказцев в целом и у грузин в частности устроенный ими на территории России бизнес, а отобрав, отдать тренеру и отчасти публике. Предполагается, что публика и тренер не станут брезговать таким дорогим подарком и ради дорогого подарка не станут обращать внимание на то, что игра идет против правил.
Тренером, разумеется, я называю президента. Публикой я называю не себя и не вас, дорогой читатель, а довольно узкую бизнес-элиту, которая могла бы смотреть нормальный чемпионат, если бы хотела. Но не хочет.
Много лет я пытаюсь написать, что тонкая людоедская политика мало чем отличается от грубой. Но мне не хватает ума, терпения и сил объяснить это. Так что помолчу-ка я лучше.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Панюшкин здесь по существу - так я его читаю - говорит не о системе и не о цензуре, а о читателе. Слова "Публикой я называю не себя и не вас, дорогой читатель" фальшивы, что тут же подтверждается следующей фразой "Но мне не хватает ума, терпения и сил объяснить это". И он прав, конечно: ему тяжело именно потому, что аудитории у него на самом деле нет. Как не было и у Политковской, потому что все те, кого реально взволновала её смерть, не аудитория - мало их,- а тех среди них, кто её реально читал, ещё меньше. Это очень грустно. Какие-то пятнадцать лет назад было совсем иначе. И высказывать по этому поводу грусть имеем право все мы тут. А вот Панюшкин - нет, разве что он занимается в своём журналистском качестве исследованием именно этого явления. Может, это бы и имело смысл. Вместо этого он говорит "а пошли вы..."
Если бы он принял такое решение из-за того, что ему зажимают рот, то он бы изыскивал способы изъясняться эзоповым языком, писать миниатюры, перешёл бы в Жванецкие, ну мало ли. Ну или тихо бы замолчал. Нет, это совсем не то.
Любой журналист и политик имеет право решить, что смысла больше нет, и прекратить деятельность. Никакой журналист или политик не имеет права сообщать "а пошли вы". Ну хотя бы потому, что это приносит эффект, противоположный его устремлениям. А также потому, что он брал на себя изначально риск, включающий и этот. Он собирался работать с этой публикой. Какая есть.
Это, конечно, моё личное мнение.
no subject
no subject
может ты и прав, но в России-то иначе все
Re: может ты и прав, но в России-то иначе все
no subject
no subject
no subject
no subject
Ода Панюшкину
Не пиши о ерунде!
Ведь сегодня даже Пушкин
Оказался бы в нигде!
Все равно же лучше думать
И о чем-нибудь писать,
Чем вообще никак не думать
И нисколько не писать!)
Re: Ода Панюшкину
no subject
самое смешное, что это действительно так.
Наш министр иностранных дел Штейнмаер уже предложил отказаться от спорных пунктов Хартии, а остальные положения утрясать по одному. Видимо, и он - людоед.
Как же здорово сказал Быков про Панюшкина - что тот каждое утро выходит из дому в костюме ангела, с коробочкой искусственных слезок.
no subject
Да.