Последние евразийцы
Прочитал у Кирилла Еськова, что (к его изумлению и печали) только немногочисленные оппозиционные издания могли себе позволить в недавний юбилей Дарвина не облаивать юбиляра и эволюцию. И понял, почему так коробит аргумент, обычно приводимый в защиту "стабильности и лояльности": ничего не трогайте, будет только хуже!
Дело в том, что глубоким и во многом истинным смысловым и моральным оправданием такого филистерства всегда была уверенность, что правительство в России есть первый европеец. Так вот, спрашивается, теперь, после ОПК и "Бог наказал Дарвина смертью детей", после "долой математику", после "холокоста не было, зато будет уголовная отвественность за отрицание Победы" - кто-то может повторить это с чистым сердцем? Если, конечно, не считать, что европейство чиновника - это еврооформление его кабинета и перевод полученных взяток в еврооблигации?
Дело в том, что глубоким и во многом истинным смысловым и моральным оправданием такого филистерства всегда была уверенность, что правительство в России есть первый европеец. Так вот, спрашивается, теперь, после ОПК и "Бог наказал Дарвина смертью детей", после "долой математику", после "холокоста не было, зато будет уголовная отвественность за отрицание Победы" - кто-то может повторить это с чистым сердцем? Если, конечно, не считать, что европейство чиновника - это еврооформление его кабинета и перевод полученных взяток в еврооблигации?
no subject
Но если мы хорошо подумаем, то создание может быть счастливо только служа своему создателю. Счастье бедняка было в том, чтобы забыть и свою небелённую хату, и мешок глины, и спросить: "Господи, как я могу Тебе послужить?" Он же повёл себя естественно, как язычник, он захотел, чтобы Бог ему служил. (Всё язычество построено на том, чтобы жертвами, подарками и особыми заклинаниями заставить богов служить себе.) Но как ему Бог не прислуживал, как его не ублажал, бедняк не становился счастлив. Он, конечно, радовался перемене к лучшему, но надолго этой радости не хватало.