А у меня есть личный, совершенно личный опыт знакомства с творчеством О.Ф. Дело было году в 1980-м (во всяком случае, вскоре после исламской революции в Иране), О.Ф. взяла интервью у аятоллы Хомейни (не помню уже, для какого издания). ТАСС его перевел и включил в "тассовку" - ДСП-шный сборник публикаций иностранной прессы. В так называемый "белый ТАСС", с самым низким уровнем доступа. Только поэтому он мне и попался на глаза у одного... гм, политработника.
Интервью как интервью, в меру жесткое, но деловое: "Я читала, Вы выступаете против западной музыки? - Нет, не всякой, мы ценим марши и другую вдохновляющую музыку". Их Святейшество любовались собою (как у таких людей получается автоматически), и в общем получилось грамотное интервью, выставляющее напоказ обскурантизм нового режима и надутость его вождей.
Но концовка интервью все смазала. Использовав как подводку стандатное рассуждение Хомейни о том, почему ислам требует от женщины скрывать тело в такой большой степени (имам не сказал ничего нового, ничего более экстремистского, чем говорят обычно в Саудии и других подобных местах, где Фаллачи наверняка бывала) - О.Ф. воскликнула: "вы ненавидите женщин, вот в чем дело, вы ненавидите людей вообще, раз ненавидите своих матерей; вам не удастся меня запугать! вы думаете, я надела эту мерзкую тряпку [неясно, хиджаб или платок] по убеждениям? только чтобы меня к вам пропустили (Хомейни: я вижу, вам и в самом деле нечего защищать, вы уже не можете уронить свое достоинство женщины ниже, чем оно есть) ну а раз так - я срываю эту тряпку и кидаю к вашим ногам - и что вы мне сделаете?! (Хомейни: вы и так себя унизили до последней степени, зачем унижать вас наказанием?) Конец интервью.
Прошу понять меня правильно. Я считаю сегодня и считал тогда, что в споре женщины и "моралиста" права женщина, что Хомейни - отморозок, а его режим - мерзость. Почему же эта сцена вызвала такой сильный и неприятный осадок? Надо ли объяснять?
А осадок был такой сильный, что я опасливо избегал солидаризироваться с текстами Фаллачи (и даже читать их) все последующие годы, хотя моя тогдашняя позиция, более "правоцентристская", более про-"западно-христианская", чем сейчас, в общем, была очень близка к занимаемой ею?
Потому что.
Интервью как интервью, в меру жесткое, но деловое: "Я читала, Вы выступаете против западной музыки? - Нет, не всякой, мы ценим марши и другую вдохновляющую музыку". Их Святейшество любовались собою (как у таких людей получается автоматически), и в общем получилось грамотное интервью, выставляющее напоказ обскурантизм нового режима и надутость его вождей.
Но концовка интервью все смазала. Использовав как подводку стандатное рассуждение Хомейни о том, почему ислам требует от женщины скрывать тело в такой большой степени (имам не сказал ничего нового, ничего более экстремистского, чем говорят обычно в Саудии и других подобных местах, где Фаллачи наверняка бывала) - О.Ф. воскликнула: "вы ненавидите женщин, вот в чем дело, вы ненавидите людей вообще, раз ненавидите своих матерей; вам не удастся меня запугать! вы думаете, я надела эту мерзкую тряпку [неясно, хиджаб или платок] по убеждениям? только чтобы меня к вам пропустили (Хомейни: я вижу, вам и в самом деле нечего защищать, вы уже не можете уронить свое достоинство женщины ниже, чем оно есть) ну а раз так - я срываю эту тряпку и кидаю к вашим ногам - и что вы мне сделаете?! (Хомейни: вы и так себя унизили до последней степени, зачем унижать вас наказанием?) Конец интервью.
Прошу понять меня правильно. Я считаю сегодня и считал тогда, что в споре женщины и "моралиста" права женщина, что Хомейни - отморозок, а его режим - мерзость. Почему же эта сцена вызвала такой сильный и неприятный осадок? Надо ли объяснять?
А осадок был такой сильный, что я опасливо избегал солидаризироваться с текстами Фаллачи (и даже читать их) все последующие годы, хотя моя тогдашняя позиция, более "правоцентристская", более про-"западно-христианская", чем сейчас, в общем, была очень близка к занимаемой ею?
Потому что.