О Льюисе

[taki_net]

Я пережил свой период увлечения Льюисом. Остроумный, хотя и не слишком глубокий, психологический анализ "Баламута", нетривиальное решение темы ада в религиозно-фантастическом рассказе "Расторжение брака". Потом - "Нарния". На "Льва", изданного еще при советской власти (причем, кажется, это лучшее до сих пор издание) я на некоторое время просто запал. Последующие романы цикла, конечно, уже выдавали прием и задачу - не литературную задачу, увы.

Занятно было познакомиться с Льюисом как автором научной (религиозно-научной, так сказать) фантастики. Хотя концовка "Мерзейшей мощи" покоробила уже тогда, но - были там и остроумные, а были и берущие за душу страницы (Марк в плену и его сопротивление).

Настоящий и тяжелый облом произошел, когда я начал читать "Просто христианство" (в западном "контрабандном" издании, на тончайшей ярко-белой бумаге). Книга, посвященная попытке сделать христианство ближе современным, секуляризованным людям, вывести его из "музейного" состояния - поразила меня настойчивой попыткой дистанцироваться от той важной работы, которую не сговариваясь, параллельно проделали за предыдущий век светские и христианские гуманисты, работе, о которой великий русский христианский мыслитель Владимир Соловьев сказал резко и точно:

Нельзя же отрицать того факта, что социальный прогресс последних веков совершился в духе человеколюбия и справедливости, т. е. в духе Христовом. Уничтожение пытки и жестоких казней, прекращение, по крайней мере на Западе, всяких гонений на иноверцев и еретиков, уничтожение феодального и крепостного рабства – если все эти христианские преобразования были сделаны неверующими, то тем хуже для верующих.

Каким же жутким контрастом звучала попытка Льюса - нет, не призвать верующих тоже "нести свой чемодан", а доказать - и правильно не участвовали, обольщение это все. Никаких причин, по которым христианин должен чураться, например, смертной казни - нет. Дело в том, что в греческом языке два слова для "лишения жизни", одно - аналог to kill, другое - to murder, и вот переводчики Библии и Евангелий ошибочно (все подряд) перевели первым словом, а надо - вторым. Господь вовсе не запретил "лишать жизни", он запретил "совершать преступление, именуемое убийством".

Помимо нелепостей, естественно возникающих при попытке применить этот подход мало-мальски логично (эта тема подробно рассмотрена мной в записи "Атомное, пулеметное и висельное христианство"), поражает вот что: автор считает, что вопрос о нравственной приемлемости или непримемлемости отнятия чужой жизни зависит не от голоса совести, а от точности работы коллектива филологов! От этого дохнуло таким холодом... даже не могильным... таким, по сравнению с которым абсолютный ноль температурной шкалы покажется ядром Солнца.

Потом моя родственница - религиовед и богослов, сама очень высоко ценящая Льюиса, показала мне покоробившее ее место из другой его книги - трактата "Любовь":

Ужасный герой "1984", гораздо менее похожий на человека, чем герои замечательного "Скотного двора", говорит женщине: "Ты любишь этим заниматься? Не со мной, я спрашиваю, а вообще?"

Дочь узника сталинского Гулага, жена диссидента - она воскликнула: "Не похожий на человека? Всю книгу он так отчаянно, как только возможно, сопротивляется расчеловечиванию, а ты кто такой? Сколько ты выдержал бы в комнате 101?"

И что-то сломалось. Я уже не могу перечитывать "Нарнию", выхожу из комнаты, когда ее читают мои дети, задним числом - меня трясет от садистской морали "Мерзейшей мощи", и в голову не придет перечитать "Баламута"...

Может быть, и жаль. Не знаю.

Comments

Re: Удивлен!

[taki-net.livejournal.com]

К сожалению, я чувствую еще интонацию... как бы это сказать, преувеличения ценности, общезначимости этого уюта. "А те, кто на холоде, они просто плохо работали". Это мешает мне его любить. Как в конце "Мерзейшей мощи" он легко и непринужденно срезает угол:

Об этом месяцами писали в газетах и говорили в гостях, пока слова "Я выбрался из Эджстоу" не стали присказкой и шуткой.

И дальше, от - Я как раз хотела спросить, - подала голос Матушка. - Может быть,
Мерлин и планеты немного... перестарались? Неужели весь город заслужил гибель?

До - Вы забыли, - сказала Грэйс, - что все, кроме очень, очень плохих,
покинули город.

Как глааааденько... особенно если в середине не заметить - Жаль таких, как Черчвуд, - вздохнул Деннистоун, - он был прекрасный человек. Студентам он доказывал, что этики не существует, а сам прошел бы десять миль, чтобы отдать два пенса.