Оригинал взят у
may_antiwar в Даниил Константинов, бывший узник Матроски, об исповеди в СИЗО.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Тайна исповеди.
С какого-то момента по Матросской тишине стал ходить священник. Регулярно обходя камеры, он предлагал арестантам облегчить душу, поведав ему о своих грехах. Исповедаться можно было прямо на тюремном продоле, выйдя из камеры, или в специально оборудованным для батюшки закутке. Православные арестанты с удовольствием исповедовались, радуясь любой возможности выговориться незнакомому человеку и немного расширить привычный круг общения. Лишний раз выйти из камеры - это уже что-то в неволе, где твое жизненное пространство ограничивается несколькими квадратными метрами бетонного мешка, плотно набитого смертельно надоевшими тебе собратьями по несчастью. Поэтому даже самые матерые "волки" не гнушались выйти и исповедаться, видимо, по старинке надеясь на тайну исповеди.
В это время я сидел с одним крупным мошенником по имени Валера, которому приписывали ущерб в несколько миллиардов, причиненный государству. Вернее будет сказать, что его обвиняли в мошенничестве, ведь я не видел материалов и не могу ничего утверждать категорически. Тем не менее, Валеру вряд ли можно было бы назвать наивным мальчиком. Умный, начитанный, прекрасно разбирающийся в финансах, он имел за спиной колоссальный опыт госслужбы и работы в различных коммерческих структурах. Но "капля камень точит", а сидевший уже более четырех лет в СИЗО Валера начал уставать и тяготиться своей участью. Когда в очередной раз в нашей камере открылась кормушка и продольный предложил исповедаться, Валера сразу и без колебаний согласился. Одевшись поприличнее и приняв самый серьезный облик, Валера вышел на продол, где его уже ждал батюшка.
Вернулся он очень быстро в самом дурном расположении.
- Расскажи, - предложил ему я.
- Да, понимаешь, я ему начал рассказывать про обвинение, про схемы, которые нам вменяют. А он все так внимательно слушает и смотрит с прищуром.
- Ну и что такого!?
- Да, ничего. Послушал он так, посмотрел на меня. А потом склоняется к уху и спрашивает: "А много украл-то, сын мой? Скажи как есть, облегчи душу". Я развернулся и пошел в камеру.
Больше Валера никогда не исповедовался.
С какого-то момента по Матросской тишине стал ходить священник. Регулярно обходя камеры, он предлагал арестантам облегчить душу, поведав ему о своих грехах. Исповедаться можно было прямо на тюремном продоле, выйдя из камеры, или в специально оборудованным для батюшки закутке. Православные арестанты с удовольствием исповедовались, радуясь любой возможности выговориться незнакомому человеку и немного расширить привычный круг общения. Лишний раз выйти из камеры - это уже что-то в неволе, где твое жизненное пространство ограничивается несколькими квадратными метрами бетонного мешка, плотно набитого смертельно надоевшими тебе собратьями по несчастью. Поэтому даже самые матерые "волки" не гнушались выйти и исповедаться, видимо, по старинке надеясь на тайну исповеди.
В это время я сидел с одним крупным мошенником по имени Валера, которому приписывали ущерб в несколько миллиардов, причиненный государству. Вернее будет сказать, что его обвиняли в мошенничестве, ведь я не видел материалов и не могу ничего утверждать категорически. Тем не менее, Валеру вряд ли можно было бы назвать наивным мальчиком. Умный, начитанный, прекрасно разбирающийся в финансах, он имел за спиной колоссальный опыт госслужбы и работы в различных коммерческих структурах. Но "капля камень точит", а сидевший уже более четырех лет в СИЗО Валера начал уставать и тяготиться своей участью. Когда в очередной раз в нашей камере открылась кормушка и продольный предложил исповедаться, Валера сразу и без колебаний согласился. Одевшись поприличнее и приняв самый серьезный облик, Валера вышел на продол, где его уже ждал батюшка.
Вернулся он очень быстро в самом дурном расположении.
- Расскажи, - предложил ему я.
- Да, понимаешь, я ему начал рассказывать про обвинение, про схемы, которые нам вменяют. А он все так внимательно слушает и смотрит с прищуром.
- Ну и что такого!?
- Да, ничего. Послушал он так, посмотрел на меня. А потом склоняется к уху и спрашивает: "А много украл-то, сын мой? Скажи как есть, облегчи душу". Я развернулся и пошел в камеру.
Больше Валера никогда не исповедовался.
no subject
no subject
no subject
Более четырех лет в СИЗО? А что он там делал? Предельный срок пребывания в СИЗО под следствием - 18 месяцев со всеми возможными продлениями.
no subject
no subject
no subject