![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
[Источник ФБ Сергея Иванова-Малявина]
(Опубликовано на украинском языке Zbruc.eu. https://zbruc.eu/node/68036 )
В Бундестаге ФРГ состоялось публичное обсуждение темы исторической ответственности Германии перед Украиной. Перед дискуссией с речью выступил известный историк Тимоти Снайдер. Предлагаем перевод его выступления.
Sehr geehrte Damen und Herren!
Глубокоуважаемые дамы и господа!
О’кей, я буду выступать на английском, потому что хочу быть уверен, что говорю на эту тему предельно точно. Известно интервью Анны Арендт, в котором её спросили: "Was bleibt?" [Что остаётся?] Она ответила: "Es bleibt die Muttersprache" [Остаётся родная речь]. Определённо эти последние шесть месяцев я испытывал подобные ощущения.
За всю свою жизнь я не говорил по-английски столько, сколько за последние шесть месяцев, поскольку многие темы, звучавшие у Анны Аренд, и многие вещи, которым, я думаю, научился из истории у русских, у украинцев, у поляков и у других, многие из этих уроков, многие из этих тем сейчас являются релевантными в отношении моей родины, Соединенных Штатов Америки. Поэтому, когда мы спрашиваем, в чём состоит историческая ответственность (или в чём историческая ответственность Германии), я хочу начать с этой точки зрения.
Хочу начать с универсальной точки зрения. Я обращаюсь к вам не как американец, который говорит: «Мы поняли наше прошлое, и поэтому в нашей стране всё хорошо». Скорее, наоборот: полагаю, что имея дело с нашим прошлым, для всех нас крайне важно – независимо от того, идёт ли всё хорошо или плохо, американцы мы, или немцы, или русские – быть осторожными с различными уязвимыми аспектами нашего прошлого; и прежде всего важно быть реалистами, быть чувствительными к тому, как наше неумение разобраться с нашим собственным национальным прошлым может иметь неожиданно огромные и прямо негативные последствия для настоящего и будущего.
Итак, когда мы спрашиваем, почему мы обязаны обсуждать историческую ответственность именно сейчас, когда Россия вторглась и оккупировала часть Украины, когда только начались переговоры по Брекзит, когда Европой катится целая серия выборов между популистами и другими, когда угроза конституционному строю Соединенных Штатов Америки исходит с территории Соединенных Штатов Америки, почему же именно в этот момент следует говорить об исторической ответственности, то мой ответ – именно по этим причинам и следует говорить об исторической ответственности.
Проблемы Европейского Союза, как и кризис демократии и верховенства права в США, связаны со многими вещами; одна из них – это как раз неспособность справиться с определенными аспектами истории. Итак, как я уже сказал, я не пришёл говорить с позиции, мол, мы, американцы, всё уже поняли. Наоборот.
Позвольте мне приступить к разговору о Германии, упоминая США. Почему мы сейчас имеем то правительство, которое имеем? В большой степени потому, что мы, американцы, не смогли принять на себя историческую ответственность за определённые важные эпизоды нашей собственной истории.
Почему в 2017 году в Соединенных Штатах мы имеем президента, который безответственно относится к расовым проблемам? Как мы можем иметь генерального прокурора, исповедующего идеи расового превосходства белых?
Потому что мы не смогли справиться с важнейшими вопросами нашего собственного прошлого, а не только с историей Второй мировой войны. С этой дистанции, возможно, не так понятно, насколько радикально нынешняя президентская администрация пересматривает американское отношение к Второй мировой войне, однако, когда наша внешняя политика именуется «Америка прежде всего», то мы имеем в виду изоляционистское, зачастую белое расистское движение, ставившее целью воспрепятствовать вступлению США в войну против фашизма.
Когда мы говорим о Холокосте, не упоминая, что Холокост касается евреев, когда пресс-секретарь президента заявляет, что Гитлер убивал исключительно свой собственный народ – то мы оказываемся в совершенно ином духовном и моральном мире, чем тот, в котором мы пребывали каких-то несколько месяцев тому назад.
Но и это не всё: мы также имеем администрацию президента, который вслух удивляется, почему мы воевали в гражданскую войну – почему, в конце концов, рабство в Америке могло быть причиной конфликта.
Я упоминаю об этом не только потому, что сейчас пользуюсь любым поводом, чтобы вовлечь себя во внутреннюю политику своей собственной страны, а скорее по той причине, что вопрос рабства (а вернее – вопрос о том, что такое колония, что такое империя) приводит нас прямо к тому, что я считаю белым пятном в немецкой исторической памяти.
Как всем вам известно, американская фронтирная империя была построена преимущественно рабским трудом. Однако мы не всегда помним, что именно такой моделью фронтирного колониализма – построенной рабским трудом фронтирной империей – восхищался Адольф Гитлер. Когда он заговаривал о США (это в основном было до войны), то говорил по меньшей мере с восхищением. Единственным вопросом для Гитлера было: что за раса будет ниже, кто будет рабами в Восточной империи Германии.
Ответ на это был дан и в «Майн Кампф», и во «Второй книге», и практикой нашествия 1941 года. Ответ был: украинцы.
Украинцы должны были оказаться в центре проекта колонизации и порабощения. Украинцы должны были восприниматься как Afrikaner или Neger – это слово очень часто использовалось (те из вас, кому приходилось читать немецкие документы военного времени, знают об этом) по аналогии с США.
Идея состояла в создании в Восточной Европе основанного на рабстве колониального режима уничтожения, центром которого должна была стать Украина.
Вы неоднократно слышали, к чему это привело – позвольте мне лишь коротко подытожить.
Целью Второй мировой войны, по замыслу Гитлера, было покорение Украины. Поэтому рассмотрение какого-нибудь сегмента Второй мировой войны без упоминания Украины утрачивает смысл. Каждое упоминание Второй мировой войны, включающее цели нацистов – идеологические, экономические и политические цели нацистского режима, -- следует начинать с Украины.
Теперь это не только вопрос теории – это вопрос практики. Немецкая политика, как мы её помним, была сфокусирована именно на Украине. «План «Голод», согласно которому десятки миллионов людей зимой 1941 года должны были голодать, «генеральный план «Ост», согласно которому, сверх того, на протяжении пяти-десяти-пятнадцати лет миллионы должны были быть принудительно отселены или убиты, а также «Окончательное решение» -- идея Гитлера уничтожить евреев – вся эта политика, в теории и на практике строится вокруг идеи вторжения в Советский Союз, а главной идеей вторжения был захват Украины.
Вам известно, что вследствие такой идеологии этой войны в течении 1941-1945 годов около 3,5 миллионов гражданских жителей Советской Украины стали жертвами немецкой политики уничтожения. Помимо этих 3.5 миллионов, ещё около 3 миллионов украинцев, Жителей Советской Украины, погибли как воины Красной армии – или опосредованно умерли вследствие войны.
Это только жителей Советской Украины. Конечно, цифры будут большими, если включать весь Советский Союз. Тут, однако, следует обозначить разницу между Украиной и остальным Советским Союзом и подчеркнуть её по двум причинам.
1. Украина была главной целью войны. Украина была в центре гитлеровского идеологического колониализма. И, кроме этого в течение длительного срока войны практически вся территория советской Украины была оккупирована, и по этой причине для нынешних украинцев война – это то, что происходит тут, а не где-то там.
2. Гитлер никогда не рассчитывал захватить больше, чем 10% территории советской России. На практике немцы никогда не оккупировали более 5% советской России – и то на сравнительно короткий период времени.
Во время войны русские пережили страдания, немыслимые для западноевропейцев, немыслимые даже для немцев. Однако, когда мы рассматриваем Советский Союз, место советской Украины является совершенно особенным – даже в сравнении с советской Россией. В абсолютных цифрах во время Второй мировой погибло больше жителей советской Украины, чем советской России. И это расчёты советских историков. Если же мы имеем в виду относительные цифры, то в пропорциональном отношении в ходе войны Украина находилась под значительно большей угрозой, чем советская Россия. Иначе говоря, очень важно ( как ранее метко и корректно сформулировала Маги Луиз) думать о немецком Vernichtungskrieg [войне на уничтожение] против Советского Союза, но в центре этой войны точно находится советская Украина.
Итак, если мы хотим говорить о немецкой ответственности перед Россией, то эта дискуссия должна начинаться с Украины. Украина находится по дороге в Россию, и самые преступные намерения и самые разрушительные практики имели место именно в Украине.
Если серьёзно обсуждать ответственность Германии перед Востоком, слово «Украина» должно быть произнесено в первом же предложении.
Это касается и самой продолжительной, самой серьёзной и, на мой взгляд, самой важной дискуссии, связанной с ответственностью Германии на Востоке – ответственностью Германии за массовое убийство евреев Европы. И это ещё одна дискуссия, которая теряет смысл без упоминания Украины.
Проходя улицей к этому зданию парламента, я миновал знаменитое изображение Вилли Брандта, на котором он стоит на коленях перед памятником восстанию в Варшавском гетто.
Знаменитый коленопреклоненный Вилли Брандт перед памятником героям гетто в Варшаве.
Это важнейший поворотный момент в истории немецкого приятия немецкой ответственности. Но я попрошу вас бросить взгляд в прошлое – не на Вилли Брандта в Варшаве 1970-го, а поразмыслить о Юргене Штропе в Варшаве 1943-го. Юрген Штроп – германский командир полиции, который подавил восстание в Варшавском гетто, который отдавал приказы своим подчиненным перемещаться с огнемётами от пивной к пивной, чтобы убивать оставшихся в живых варшавских евреев.
Когда Юргена Штропа спросили: «Зачем вы это делали, зачем добивали евреев, которые оставались живыми в Варшавском гетто?», его ответом было: "Die ukrainische Kornkammer. Milch und Honig von der Ukraine" [Украинская житница. Молоко и мёд с Украины]. Даже в 1943 году, убивая евреев в Варшаве, Юрген Штроп думал о немецкой колониальной войне и Украине.
Холокост неразрывно и органично связан с Vernichtungskrieg ещё до войны 1941 года, и органично и неразрывно связан с попыткой завоевания Украины. Это подтверждают следующие три довода:
1. Украина является первопричиной войны; если бы у Гитлера не было колониальной идеи воевать в Восточной Европе, чтобы управлять Украиной, если бы не существовало такого плана, не было бы и Холокоста. Потому что именно этот план приводит германские войска в Восточную Европу, населённую евреями.
2. Военные действия приводят вермахт, приводят СС, приводят немецкую полицию в Украину – к местам, где их, евреев, впоследствии убивали.
3. Методы. В 1941 после резни в таких местах как Каменец-Подольский или печально известный Бабий Яр на окраине Киева, немцам стало очевидно: нечто вроде Холокоста можно реализовать. Впервые не только в истории войны, а вообще в истории человечества десятки тысяч людей были убиты пулями в ходе непрерывной масштабной резни.
То есть эти события именно на территории Украины показали, что нечто вроде Холокоста является возможным.
Что это означает? Это означает, что каждый немец, который к идее ответственности за Холокост относится всерьёз, должен настолько же серьёзно отнестись к истории немецкой оккупации Украины.
Или, говоря иначе, серьёзно воспринимать историю немецкой оккупации Украины – это один из способов серьёзно воспринимать историю Холокоста.
Вот как мы оцениваем вопрос немецкой ответственности. А как насчёт самих украинцев? Разве не сами украинцы должны дискутировать о том, что происходило в оккупированной Украине во время Второй мировой войны? Разве украинский национализм не является такой же темой для обсуждения?
Конечно, является. Я сделал свою карьеру, исследуя украинский национализм. Именно по этой причине могу быть представленным в качестве профессора Йельского университета – потому что я писал об украинском национализме, об украинском национализме и этнических чистках поляков в 1943 году. Потому что я опубликовал первую статью на европейских языках о роли украинской полиции в Холокосте и как это привело к жутким этническим чисткам поляков в 1943-м в Украине.
Украинский национализм является реальной исторической тенденцией, его следует изучать взвешено и непредубеждённо --- так, как это лучше и задолго до меня делали некоторые из здесь присутствующих. Однако, если мы говорим не в Киеве, а в Берлине, если мы говорим об исторической ответственности Германии, то мы должны признать, что украинский национализм является одним из следствий войны Германии в Восточной Европе. В межвоенной Польше украинский национализм был относительно незначительной силой, финансируемой немецким абвером. Среди вас, я уверен, многие знают, что украинские националисты были освобождены из польских тюрем именно потому, что в 1939 году Германия захватила Польшу. Когда в 1939-м году Германия и Советский Союз совместно захватили Польшу и разрушили польское государство, то таким образом уничтожили все легальные политические партии, и среди них легальные украинские партии, которые к тому времени были гораздо влиятельнее украинских националистов.
Итак, как я уже сказал, если бы мы встречались в Киеве, то должны были бы обсудить роль украинских националистов в Холокосте и коллаборационизме. Когда в сентябре по случаю 75-й годовщины трагедии Бабьего Яра я находился в Киеве, то именно на этом акцентировал свою речь. Но поскольку сегодня мы в Германии, то чрезвычайно важно, чтобы украинский национализм рассматривался как часть немецкой ответственности. Он не может быть поводом, чтобы игнорировать ответственность Германии, не может служить оправданием, чтобы избежать ответственности. Украинский национализм был составляющей немецкой оккупационной политики – когда вы оккупируете страну, вы должны принять на себя ответственность за избранную тактику и оккупационную политику. Следовательно, украинский национализм не должен служить для немцев основанием, чтобы не задумываться о своей ответственности. Фактически он является одной из причин размышлять об ответственности Германии.
Впрочем, я, должно быть, довольно долго говорю на эту тему. Крайне важно, когда мы говорим об Украине, вспоминать не только о националистах. Националисты являются относительно небольшим фрагментом украинской истории и относительно малой частью украинского настоящего.
Когда мы размышляем о немецкой оккупации Украины, то должны помнить о совершенно банальных вещах, которые обычно остаются за пределами нашего внимания. Одна из них, например, что не существует особой корреляции между национальностью и коллаборационизмом. Коллаборировали русские, коллаборировали крымские татары, коллаборировали белорусы. Все коллаборировали. Насколько нам известно, не существует корреляции между коллаборационизмом и национальностью – частичное исключение Volksdeutsche [фольксдойче]. Но в целом между коллаборационизмом и национальностью корреляция отсутствует.
Надо помнить ещё кое о чём. Большинство – вероятно, подавляющее большинство – людей, сотрудничавших с немецкими оккупационными властями, не были политически мотивированными. Они коллаборировали с оккупационной властью, которая существовала, и которая является исторической ответственностью Германии. Отчего-то никогда не говорится – поскольку это неудобная правда для всех – о том, что с немцами сотрудничало больше членов Компартии, чем украинских националистов.
И в этом отношении немало людей, которые коллаборировали с немецкими оккупантами, коллаборировали с советской политикой в 1930-х годах. Такие моменты – хотя они элементарны, когда вы о них задумаетесь, они оказываются абсолютно очевидными – типичны для украинской истории. Типичным является факт, что сначала Украиной правили как частью Советского Союза, а затем – в ходе невероятно кровавой и разрушительной немецкой оккупации. Когда мы думаем над тем, чем завершилась оккупация, то зачастую упускаем из виду определённые основополагающие моменты – как то, что гораздо больше украинцев погибло, сражаясь против вермахта, чем воюя на его стороне чего нельзя сказать о каждой стране, которая считается членом антигитлеровской коалиции.
Этого нельзя сказать, к примеру, о Франции. Именно по этой причине не существует официальной французской истории Второй мировой войны. Именно поэтому она не может появиться даже при Макроне. Есть вещи, которые Макрону не по силам, и одна из них та, что он не напишет официальной истории второй мировой войны, так как на стороне стран Оси сражалось больше французских солдат, чем на стороне союзников. (О’кей, вы не считаете это настолько непривычным, как я – что ж.)
Далее, на стороне союзников воевало и, соответственно, погибло больше украинцев, чем французов; воевало и, соответственно, погибло больше украинцев, чем британцев; воевало и, соответственно, погибло больше украинцев , чем американцев; воевало и, соответственно, погибло больше украинцев, чем французов, британцев, американцев вместе взятых. Вместе взятых!
Почему мы не видим этого? Или почему немцы не всегда это видят? Потому что мы забываем, что в рядах Красной армии воевали украинцы. Мы путаем Красную армию с русской армией, которой по определению не существовало. Красная армия была армией Советского Союза, в которой украинцев в силу географии войны было пропорционально больше.
Итак, когда мы рассуждаем о том, как завершилась оккупация, мы не должны забывать, где большую часть времени находились украинцы: должны помнить, что украинцы страдали под немецкой оккупацией, где около 3,5 миллионов гражданских украинцев, в основном дети и женщины, были убиты; что, опять таки, приблизительно 3 миллиона украинцев погибли в форме солдат Красной армии, сражаясь с вермахтом.
О’кей, и какое же тут место Германии, и отчего это гораздо сложнее, чем может показаться? Как историк я знаю, что история Украины незнакома, что она может казаться усложненной, и это не единственная проблема.
Часть проблемы – как я уже говорил выше, когда во вступлении упоминал свою собственную страну – связана со стереотипами мышления. Стереотипами мышления в отношении колонизации, стереотипами мышления в отношении агрессивных войн, стереотипами мышления в отношении попыток порабощения народов.
Попытки поработить других, другие народы не могут быть прощены – даже в последующих поколениях. Попытки поработить другой народ, соседний народ оставляют свой след, если этому прямо не противодействовать. И что ещё хуже – современная Европа не та среда, в которой возможны беспристрастные дискуссии на эту тему.
Мы находимся в той ситуации, когда немецкие попытки обсудить немецкую ответственность всегда одновременно оказываются частью привнесенной откуда-то дискуссии об ответственности.
Итак, мы спрашиваем: почему все эти базовые вещи забываются?
Почему не всегда помнят, что Украина была основой, находилась в центре гитлеровской идеологии?
Почему не всегда помнят, что Украина находилась в центре немецкого военного планирования?
Почему не всегда помнят, что украинцам была уготована участь рабов Германии?
Почему не всегда помнят, что нацистская идеология представляла украинцев расово неполноценными?
Почему не всегда помнят, что если мы хотим понять Холокост, мы должны начинать с Украины?
Почему не всегда помнят, что 6,5 миллионов жителей Советской Украины погибло в результате немецкой оккупации?
Тут много причин, но одна из них – это оставшееся от колонизаторства искушение разума: склонность игнорировать людей, которых не считали за людей. Все разговоры об Украине как несостоявшемся государстве, о том, что украинцы ненастоящая нация, или что украинцы разделены культурой в Deutschsprechen, произносимые по-немецки не являются чем-то безобидным – это наследие попытки колонизации людей, которых не считали людьми.
Рассуждать об Украине, пока к Украине применяются иные стандарты – нет, не о том, что это прекрасное во всех отношениях место, напротив: в том смысле, что никогда не существовало украинского народа или никогда не существовало украинского государства – когда эти вещи встроены в немецкий язык и не конфликтуют с немецкой же попыткой порабощения украинцев, говорить об Украине этими словами вовсе не безобидно, эти слова в Германии обязаны быть исторически отрефлексированы.
За всем этим возникает особенная проблема, о которой я упомяну мимоходом, но всё же попробую сказать. Искушение для немцев избежать ответственности – которое само по себе является огромным – поощряется именно российской внешней политикой. Именно так; российская внешняя политика состоит в том, чтобы разделить историю Советского Союза на две части: хорошую часть, российскую – и плохую часть, украинскую.
То, что я имею в виду, я могу подытожить для вас стремительней, чем это проделывает официальный меморандум внешнеполитического ведомства России: освобождение – русское, коллаборационизм – украинский.
Именно таким образом; это та линия, которой они неуклонно придерживаются, что в этой стране даёт значительный эффект.
Потому что российская внешняя политика рассматривает немецкое чувство ответственности в качестве ресурса – именно ресурса – для манипуляции. И огромный соблазн состоит в том, что Германия, которая так много сделала и которая во многих отношениях является образцом в проработке прошлого, терпит неудачу в этой главной важнейшей части относительно Украины – в части искушения, которым соблазняет Россия. Ведь это так естественно – спутать Советский Союз с Russland, Россией, и это происходит сплошь и рядом. И это не безобидно.
Хорошо, что российские дипломаты это используют, однако ни один немец не имеет права так делать, ни один немец не должен путать Советский Союз с Россией. Этого просто никогда не должно быть.
Способ, которым Россия распоряжается своей политикой памяти – это экспорт безответственности, это подстрекательство других стран относиться к Украине так, как сама Россия относится к ней. И это особенно заметно в её концепции украинского национализма, который хотя и является реальным историческим явлением, однако чрезвычайно, чрезвычайно раздутым в дискуссии россиян с немцами.
Украинские националисты, украинский национализм были причиной – или одной из причин – великого Голодомора 1932-1933 годов; украинский национализм был одной из причин террора 1937-1938 годов. Украинский национализм был одной из обнародованных Сталиным причин массовых ссылок жителей советской Украины после Второй мировой войны. И украинский национализм был причиной вторжения России в Украину в 2014 году.
Так выглядит общая генеалогия, и именно для немцев это точка искушения. Потому что если война была исключительно против национализма, с чего бы немцам выступать против неё?
Если украинское правительство было националистическим, то почему Германия должна что-либо предпринимать, чтобы остановить Россию?
Опасность тут состоит в том, что вы мысленно вступаете в своеобразный пакт Молотова-Риббентропа, в котором немцы договариваются с русскими, что в зле, которое явилось в Украину из Берлина и Москвы, будут обвинены украинцы. Это так естественно, так удобно, так соблазнительно произнести: «Разве мы, немцы, недостаточно просили прощения? Разве мы не образец для всех остальных?»
Это настолько соблазнительная ловушка, чтобы угодить в неё! Но я, как американец могу сказать – и могу сказать это по опыту: если вы неправильно истолкуете историю колонизации и рабства, то она может возвратиться. А ваша история с Украиной – это как раз история колонизации и рабства. И если остатки немецкого национализма, которые всё ещё у вас как справа, так и слева (имейте в виду, я не дипломат, и прямо говорю то, что думаю) встретятся с доминированием российского – эффективного – национализма, если вы найдёте там общую почву, общую почву относительного того, что «это всё вина Украины, так зачем мы должны просить прощения, зачем ты должен это вспоминать?» -- то это точно представляет опасность для Германии как демократии.
Теперь перейдём к украинцам, и работа, которую я выполняю значительно чаще – это дать украинцам возможность принять на себя ответственность за украинский коллаборационизм или за украинское участие в немецкой оккупации. Украинцам следует осознать также и роль украинцев в сталинской политике террора – вместо того, чтобы утверждать, что это просто российская политика. Поскольку она не была российской – она была советской политикой, в которой украинцы тоже играли свою роль. Это историческая работа для украинцев, которую надо сделать.
Когда в прошлом сентябре я был в Украине, то говоря о Бабьем Яре – когда я стоял не перед вами, группой милых людей, пускай и не все вы немцы, а когда я стоял перед миллионами украинских телезрителей, пытаясь говорить об этих вещах на украинском языке, -- то пытался акцентировать: «вы помните Бабий Яр не для евреев, вы помните Бабий Яр для себя. Вы помните о Холокосте в Украине, потому что это часть построения ответственного гражданского общества и, надо надеяться, в будущем функционирующей демократии в Украине». Это касается их, но это так же касается и меня, и вас, и всех нас.
Напоминание о немецкой ответственности за эти 6,5 миллионов смертей, причиной которых была война Германии против Советского Союза в Украине – это не для того, чтобы помочь Украине. Украинцы знают об этих злодеяниях. Украинцы живут с последствиями этих злодеяний – внуки и правнуки того поколения.
Это для того, чтобы помочь Германии, Германии как демократии. Особенно в тот период истории, когда мы смотрим в глаза брекзиту, когда имеем одни за другим выборы с популистами, когда сталкиваемся с уменьшением и упадком демократичности Соединённых Штатов, -- именно в этот момент Германия не может позволить себе ошибаться в понимании ключевых вопросов своей истории.
Именно в этот момент немецкое понимание ответственности должно быть доведено до конца. Может быть, до этого правильно понимать свою историю было делом исключительно немцев. Может быть, во времена Historikerstreit в 1980-х история Холокоста была единственным вопросом для немцев.
Это должны сделать немцы, а последствия будут интернациональными.
Ошибочное понимание истории Украины в 2013-2014 годах имело европейские последствия. Ошибочное понимание истории Украины сегодня, когда Германия является ведущей демократией на Западе, будет иметь международные последствия.
На этом я вас оставляю. Большое спасибо.
(Опубликовано на украинском языке Zbruc.eu. https://zbruc.eu/node/68036 )
В Бундестаге ФРГ состоялось публичное обсуждение темы исторической ответственности Германии перед Украиной. Перед дискуссией с речью выступил известный историк Тимоти Снайдер. Предлагаем перевод его выступления.
Sehr geehrte Damen und Herren!
Глубокоуважаемые дамы и господа!
О’кей, я буду выступать на английском, потому что хочу быть уверен, что говорю на эту тему предельно точно. Известно интервью Анны Арендт, в котором её спросили: "Was bleibt?" [Что остаётся?] Она ответила: "Es bleibt die Muttersprache" [Остаётся родная речь]. Определённо эти последние шесть месяцев я испытывал подобные ощущения.
За всю свою жизнь я не говорил по-английски столько, сколько за последние шесть месяцев, поскольку многие темы, звучавшие у Анны Аренд, и многие вещи, которым, я думаю, научился из истории у русских, у украинцев, у поляков и у других, многие из этих уроков, многие из этих тем сейчас являются релевантными в отношении моей родины, Соединенных Штатов Америки. Поэтому, когда мы спрашиваем, в чём состоит историческая ответственность (или в чём историческая ответственность Германии), я хочу начать с этой точки зрения.
Хочу начать с универсальной точки зрения. Я обращаюсь к вам не как американец, который говорит: «Мы поняли наше прошлое, и поэтому в нашей стране всё хорошо». Скорее, наоборот: полагаю, что имея дело с нашим прошлым, для всех нас крайне важно – независимо от того, идёт ли всё хорошо или плохо, американцы мы, или немцы, или русские – быть осторожными с различными уязвимыми аспектами нашего прошлого; и прежде всего важно быть реалистами, быть чувствительными к тому, как наше неумение разобраться с нашим собственным национальным прошлым может иметь неожиданно огромные и прямо негативные последствия для настоящего и будущего.
Итак, когда мы спрашиваем, почему мы обязаны обсуждать историческую ответственность именно сейчас, когда Россия вторглась и оккупировала часть Украины, когда только начались переговоры по Брекзит, когда Европой катится целая серия выборов между популистами и другими, когда угроза конституционному строю Соединенных Штатов Америки исходит с территории Соединенных Штатов Америки, почему же именно в этот момент следует говорить об исторической ответственности, то мой ответ – именно по этим причинам и следует говорить об исторической ответственности.
Проблемы Европейского Союза, как и кризис демократии и верховенства права в США, связаны со многими вещами; одна из них – это как раз неспособность справиться с определенными аспектами истории. Итак, как я уже сказал, я не пришёл говорить с позиции, мол, мы, американцы, всё уже поняли. Наоборот.
Позвольте мне приступить к разговору о Германии, упоминая США. Почему мы сейчас имеем то правительство, которое имеем? В большой степени потому, что мы, американцы, не смогли принять на себя историческую ответственность за определённые важные эпизоды нашей собственной истории.
Почему в 2017 году в Соединенных Штатах мы имеем президента, который безответственно относится к расовым проблемам? Как мы можем иметь генерального прокурора, исповедующего идеи расового превосходства белых?
Потому что мы не смогли справиться с важнейшими вопросами нашего собственного прошлого, а не только с историей Второй мировой войны. С этой дистанции, возможно, не так понятно, насколько радикально нынешняя президентская администрация пересматривает американское отношение к Второй мировой войне, однако, когда наша внешняя политика именуется «Америка прежде всего», то мы имеем в виду изоляционистское, зачастую белое расистское движение, ставившее целью воспрепятствовать вступлению США в войну против фашизма.
Когда мы говорим о Холокосте, не упоминая, что Холокост касается евреев, когда пресс-секретарь президента заявляет, что Гитлер убивал исключительно свой собственный народ – то мы оказываемся в совершенно ином духовном и моральном мире, чем тот, в котором мы пребывали каких-то несколько месяцев тому назад.
Но и это не всё: мы также имеем администрацию президента, который вслух удивляется, почему мы воевали в гражданскую войну – почему, в конце концов, рабство в Америке могло быть причиной конфликта.
Я упоминаю об этом не только потому, что сейчас пользуюсь любым поводом, чтобы вовлечь себя во внутреннюю политику своей собственной страны, а скорее по той причине, что вопрос рабства (а вернее – вопрос о том, что такое колония, что такое империя) приводит нас прямо к тому, что я считаю белым пятном в немецкой исторической памяти.
Как всем вам известно, американская фронтирная империя была построена преимущественно рабским трудом. Однако мы не всегда помним, что именно такой моделью фронтирного колониализма – построенной рабским трудом фронтирной империей – восхищался Адольф Гитлер. Когда он заговаривал о США (это в основном было до войны), то говорил по меньшей мере с восхищением. Единственным вопросом для Гитлера было: что за раса будет ниже, кто будет рабами в Восточной империи Германии.
Ответ на это был дан и в «Майн Кампф», и во «Второй книге», и практикой нашествия 1941 года. Ответ был: украинцы.
Украинцы должны были оказаться в центре проекта колонизации и порабощения. Украинцы должны были восприниматься как Afrikaner или Neger – это слово очень часто использовалось (те из вас, кому приходилось читать немецкие документы военного времени, знают об этом) по аналогии с США.
Идея состояла в создании в Восточной Европе основанного на рабстве колониального режима уничтожения, центром которого должна была стать Украина.
Вы неоднократно слышали, к чему это привело – позвольте мне лишь коротко подытожить.
Целью Второй мировой войны, по замыслу Гитлера, было покорение Украины. Поэтому рассмотрение какого-нибудь сегмента Второй мировой войны без упоминания Украины утрачивает смысл. Каждое упоминание Второй мировой войны, включающее цели нацистов – идеологические, экономические и политические цели нацистского режима, -- следует начинать с Украины.
Теперь это не только вопрос теории – это вопрос практики. Немецкая политика, как мы её помним, была сфокусирована именно на Украине. «План «Голод», согласно которому десятки миллионов людей зимой 1941 года должны были голодать, «генеральный план «Ост», согласно которому, сверх того, на протяжении пяти-десяти-пятнадцати лет миллионы должны были быть принудительно отселены или убиты, а также «Окончательное решение» -- идея Гитлера уничтожить евреев – вся эта политика, в теории и на практике строится вокруг идеи вторжения в Советский Союз, а главной идеей вторжения был захват Украины.
Вам известно, что вследствие такой идеологии этой войны в течении 1941-1945 годов около 3,5 миллионов гражданских жителей Советской Украины стали жертвами немецкой политики уничтожения. Помимо этих 3.5 миллионов, ещё около 3 миллионов украинцев, Жителей Советской Украины, погибли как воины Красной армии – или опосредованно умерли вследствие войны.
Это только жителей Советской Украины. Конечно, цифры будут большими, если включать весь Советский Союз. Тут, однако, следует обозначить разницу между Украиной и остальным Советским Союзом и подчеркнуть её по двум причинам.
1. Украина была главной целью войны. Украина была в центре гитлеровского идеологического колониализма. И, кроме этого в течение длительного срока войны практически вся территория советской Украины была оккупирована, и по этой причине для нынешних украинцев война – это то, что происходит тут, а не где-то там.
2. Гитлер никогда не рассчитывал захватить больше, чем 10% территории советской России. На практике немцы никогда не оккупировали более 5% советской России – и то на сравнительно короткий период времени.
Во время войны русские пережили страдания, немыслимые для западноевропейцев, немыслимые даже для немцев. Однако, когда мы рассматриваем Советский Союз, место советской Украины является совершенно особенным – даже в сравнении с советской Россией. В абсолютных цифрах во время Второй мировой погибло больше жителей советской Украины, чем советской России. И это расчёты советских историков. Если же мы имеем в виду относительные цифры, то в пропорциональном отношении в ходе войны Украина находилась под значительно большей угрозой, чем советская Россия. Иначе говоря, очень важно ( как ранее метко и корректно сформулировала Маги Луиз) думать о немецком Vernichtungskrieg [войне на уничтожение] против Советского Союза, но в центре этой войны точно находится советская Украина.
Итак, если мы хотим говорить о немецкой ответственности перед Россией, то эта дискуссия должна начинаться с Украины. Украина находится по дороге в Россию, и самые преступные намерения и самые разрушительные практики имели место именно в Украине.
Если серьёзно обсуждать ответственность Германии перед Востоком, слово «Украина» должно быть произнесено в первом же предложении.
Это касается и самой продолжительной, самой серьёзной и, на мой взгляд, самой важной дискуссии, связанной с ответственностью Германии на Востоке – ответственностью Германии за массовое убийство евреев Европы. И это ещё одна дискуссия, которая теряет смысл без упоминания Украины.
Проходя улицей к этому зданию парламента, я миновал знаменитое изображение Вилли Брандта, на котором он стоит на коленях перед памятником восстанию в Варшавском гетто.
Знаменитый коленопреклоненный Вилли Брандт перед памятником героям гетто в Варшаве.
Это важнейший поворотный момент в истории немецкого приятия немецкой ответственности. Но я попрошу вас бросить взгляд в прошлое – не на Вилли Брандта в Варшаве 1970-го, а поразмыслить о Юргене Штропе в Варшаве 1943-го. Юрген Штроп – германский командир полиции, который подавил восстание в Варшавском гетто, который отдавал приказы своим подчиненным перемещаться с огнемётами от пивной к пивной, чтобы убивать оставшихся в живых варшавских евреев.
Когда Юргена Штропа спросили: «Зачем вы это делали, зачем добивали евреев, которые оставались живыми в Варшавском гетто?», его ответом было: "Die ukrainische Kornkammer. Milch und Honig von der Ukraine" [Украинская житница. Молоко и мёд с Украины]. Даже в 1943 году, убивая евреев в Варшаве, Юрген Штроп думал о немецкой колониальной войне и Украине.
Холокост неразрывно и органично связан с Vernichtungskrieg ещё до войны 1941 года, и органично и неразрывно связан с попыткой завоевания Украины. Это подтверждают следующие три довода:
1. Украина является первопричиной войны; если бы у Гитлера не было колониальной идеи воевать в Восточной Европе, чтобы управлять Украиной, если бы не существовало такого плана, не было бы и Холокоста. Потому что именно этот план приводит германские войска в Восточную Европу, населённую евреями.
2. Военные действия приводят вермахт, приводят СС, приводят немецкую полицию в Украину – к местам, где их, евреев, впоследствии убивали.
3. Методы. В 1941 после резни в таких местах как Каменец-Подольский или печально известный Бабий Яр на окраине Киева, немцам стало очевидно: нечто вроде Холокоста можно реализовать. Впервые не только в истории войны, а вообще в истории человечества десятки тысяч людей были убиты пулями в ходе непрерывной масштабной резни.
То есть эти события именно на территории Украины показали, что нечто вроде Холокоста является возможным.
Что это означает? Это означает, что каждый немец, который к идее ответственности за Холокост относится всерьёз, должен настолько же серьёзно отнестись к истории немецкой оккупации Украины.
Или, говоря иначе, серьёзно воспринимать историю немецкой оккупации Украины – это один из способов серьёзно воспринимать историю Холокоста.
Вот как мы оцениваем вопрос немецкой ответственности. А как насчёт самих украинцев? Разве не сами украинцы должны дискутировать о том, что происходило в оккупированной Украине во время Второй мировой войны? Разве украинский национализм не является такой же темой для обсуждения?
Конечно, является. Я сделал свою карьеру, исследуя украинский национализм. Именно по этой причине могу быть представленным в качестве профессора Йельского университета – потому что я писал об украинском национализме, об украинском национализме и этнических чистках поляков в 1943 году. Потому что я опубликовал первую статью на европейских языках о роли украинской полиции в Холокосте и как это привело к жутким этническим чисткам поляков в 1943-м в Украине.
Украинский национализм является реальной исторической тенденцией, его следует изучать взвешено и непредубеждённо --- так, как это лучше и задолго до меня делали некоторые из здесь присутствующих. Однако, если мы говорим не в Киеве, а в Берлине, если мы говорим об исторической ответственности Германии, то мы должны признать, что украинский национализм является одним из следствий войны Германии в Восточной Европе. В межвоенной Польше украинский национализм был относительно незначительной силой, финансируемой немецким абвером. Среди вас, я уверен, многие знают, что украинские националисты были освобождены из польских тюрем именно потому, что в 1939 году Германия захватила Польшу. Когда в 1939-м году Германия и Советский Союз совместно захватили Польшу и разрушили польское государство, то таким образом уничтожили все легальные политические партии, и среди них легальные украинские партии, которые к тому времени были гораздо влиятельнее украинских националистов.
Итак, как я уже сказал, если бы мы встречались в Киеве, то должны были бы обсудить роль украинских националистов в Холокосте и коллаборационизме. Когда в сентябре по случаю 75-й годовщины трагедии Бабьего Яра я находился в Киеве, то именно на этом акцентировал свою речь. Но поскольку сегодня мы в Германии, то чрезвычайно важно, чтобы украинский национализм рассматривался как часть немецкой ответственности. Он не может быть поводом, чтобы игнорировать ответственность Германии, не может служить оправданием, чтобы избежать ответственности. Украинский национализм был составляющей немецкой оккупационной политики – когда вы оккупируете страну, вы должны принять на себя ответственность за избранную тактику и оккупационную политику. Следовательно, украинский национализм не должен служить для немцев основанием, чтобы не задумываться о своей ответственности. Фактически он является одной из причин размышлять об ответственности Германии.
Впрочем, я, должно быть, довольно долго говорю на эту тему. Крайне важно, когда мы говорим об Украине, вспоминать не только о националистах. Националисты являются относительно небольшим фрагментом украинской истории и относительно малой частью украинского настоящего.
Когда мы размышляем о немецкой оккупации Украины, то должны помнить о совершенно банальных вещах, которые обычно остаются за пределами нашего внимания. Одна из них, например, что не существует особой корреляции между национальностью и коллаборационизмом. Коллаборировали русские, коллаборировали крымские татары, коллаборировали белорусы. Все коллаборировали. Насколько нам известно, не существует корреляции между коллаборационизмом и национальностью – частичное исключение Volksdeutsche [фольксдойче]. Но в целом между коллаборационизмом и национальностью корреляция отсутствует.
Надо помнить ещё кое о чём. Большинство – вероятно, подавляющее большинство – людей, сотрудничавших с немецкими оккупационными властями, не были политически мотивированными. Они коллаборировали с оккупационной властью, которая существовала, и которая является исторической ответственностью Германии. Отчего-то никогда не говорится – поскольку это неудобная правда для всех – о том, что с немцами сотрудничало больше членов Компартии, чем украинских националистов.
И в этом отношении немало людей, которые коллаборировали с немецкими оккупантами, коллаборировали с советской политикой в 1930-х годах. Такие моменты – хотя они элементарны, когда вы о них задумаетесь, они оказываются абсолютно очевидными – типичны для украинской истории. Типичным является факт, что сначала Украиной правили как частью Советского Союза, а затем – в ходе невероятно кровавой и разрушительной немецкой оккупации. Когда мы думаем над тем, чем завершилась оккупация, то зачастую упускаем из виду определённые основополагающие моменты – как то, что гораздо больше украинцев погибло, сражаясь против вермахта, чем воюя на его стороне чего нельзя сказать о каждой стране, которая считается членом антигитлеровской коалиции.
Этого нельзя сказать, к примеру, о Франции. Именно по этой причине не существует официальной французской истории Второй мировой войны. Именно поэтому она не может появиться даже при Макроне. Есть вещи, которые Макрону не по силам, и одна из них та, что он не напишет официальной истории второй мировой войны, так как на стороне стран Оси сражалось больше французских солдат, чем на стороне союзников. (О’кей, вы не считаете это настолько непривычным, как я – что ж.)
Далее, на стороне союзников воевало и, соответственно, погибло больше украинцев, чем французов; воевало и, соответственно, погибло больше украинцев, чем британцев; воевало и, соответственно, погибло больше украинцев , чем американцев; воевало и, соответственно, погибло больше украинцев, чем французов, британцев, американцев вместе взятых. Вместе взятых!
Почему мы не видим этого? Или почему немцы не всегда это видят? Потому что мы забываем, что в рядах Красной армии воевали украинцы. Мы путаем Красную армию с русской армией, которой по определению не существовало. Красная армия была армией Советского Союза, в которой украинцев в силу географии войны было пропорционально больше.
Итак, когда мы рассуждаем о том, как завершилась оккупация, мы не должны забывать, где большую часть времени находились украинцы: должны помнить, что украинцы страдали под немецкой оккупацией, где около 3,5 миллионов гражданских украинцев, в основном дети и женщины, были убиты; что, опять таки, приблизительно 3 миллиона украинцев погибли в форме солдат Красной армии, сражаясь с вермахтом.
О’кей, и какое же тут место Германии, и отчего это гораздо сложнее, чем может показаться? Как историк я знаю, что история Украины незнакома, что она может казаться усложненной, и это не единственная проблема.
Часть проблемы – как я уже говорил выше, когда во вступлении упоминал свою собственную страну – связана со стереотипами мышления. Стереотипами мышления в отношении колонизации, стереотипами мышления в отношении агрессивных войн, стереотипами мышления в отношении попыток порабощения народов.
Попытки поработить других, другие народы не могут быть прощены – даже в последующих поколениях. Попытки поработить другой народ, соседний народ оставляют свой след, если этому прямо не противодействовать. И что ещё хуже – современная Европа не та среда, в которой возможны беспристрастные дискуссии на эту тему.
Мы находимся в той ситуации, когда немецкие попытки обсудить немецкую ответственность всегда одновременно оказываются частью привнесенной откуда-то дискуссии об ответственности.
Итак, мы спрашиваем: почему все эти базовые вещи забываются?
Почему не всегда помнят, что Украина была основой, находилась в центре гитлеровской идеологии?
Почему не всегда помнят, что Украина находилась в центре немецкого военного планирования?
Почему не всегда помнят, что украинцам была уготована участь рабов Германии?
Почему не всегда помнят, что нацистская идеология представляла украинцев расово неполноценными?
Почему не всегда помнят, что если мы хотим понять Холокост, мы должны начинать с Украины?
Почему не всегда помнят, что 6,5 миллионов жителей Советской Украины погибло в результате немецкой оккупации?
Тут много причин, но одна из них – это оставшееся от колонизаторства искушение разума: склонность игнорировать людей, которых не считали за людей. Все разговоры об Украине как несостоявшемся государстве, о том, что украинцы ненастоящая нация, или что украинцы разделены культурой в Deutschsprechen, произносимые по-немецки не являются чем-то безобидным – это наследие попытки колонизации людей, которых не считали людьми.
Рассуждать об Украине, пока к Украине применяются иные стандарты – нет, не о том, что это прекрасное во всех отношениях место, напротив: в том смысле, что никогда не существовало украинского народа или никогда не существовало украинского государства – когда эти вещи встроены в немецкий язык и не конфликтуют с немецкой же попыткой порабощения украинцев, говорить об Украине этими словами вовсе не безобидно, эти слова в Германии обязаны быть исторически отрефлексированы.
За всем этим возникает особенная проблема, о которой я упомяну мимоходом, но всё же попробую сказать. Искушение для немцев избежать ответственности – которое само по себе является огромным – поощряется именно российской внешней политикой. Именно так; российская внешняя политика состоит в том, чтобы разделить историю Советского Союза на две части: хорошую часть, российскую – и плохую часть, украинскую.
То, что я имею в виду, я могу подытожить для вас стремительней, чем это проделывает официальный меморандум внешнеполитического ведомства России: освобождение – русское, коллаборационизм – украинский.
Именно таким образом; это та линия, которой они неуклонно придерживаются, что в этой стране даёт значительный эффект.
Потому что российская внешняя политика рассматривает немецкое чувство ответственности в качестве ресурса – именно ресурса – для манипуляции. И огромный соблазн состоит в том, что Германия, которая так много сделала и которая во многих отношениях является образцом в проработке прошлого, терпит неудачу в этой главной важнейшей части относительно Украины – в части искушения, которым соблазняет Россия. Ведь это так естественно – спутать Советский Союз с Russland, Россией, и это происходит сплошь и рядом. И это не безобидно.
Хорошо, что российские дипломаты это используют, однако ни один немец не имеет права так делать, ни один немец не должен путать Советский Союз с Россией. Этого просто никогда не должно быть.
Способ, которым Россия распоряжается своей политикой памяти – это экспорт безответственности, это подстрекательство других стран относиться к Украине так, как сама Россия относится к ней. И это особенно заметно в её концепции украинского национализма, который хотя и является реальным историческим явлением, однако чрезвычайно, чрезвычайно раздутым в дискуссии россиян с немцами.
Украинские националисты, украинский национализм были причиной – или одной из причин – великого Голодомора 1932-1933 годов; украинский национализм был одной из причин террора 1937-1938 годов. Украинский национализм был одной из обнародованных Сталиным причин массовых ссылок жителей советской Украины после Второй мировой войны. И украинский национализм был причиной вторжения России в Украину в 2014 году.
Так выглядит общая генеалогия, и именно для немцев это точка искушения. Потому что если война была исключительно против национализма, с чего бы немцам выступать против неё?
Если украинское правительство было националистическим, то почему Германия должна что-либо предпринимать, чтобы остановить Россию?
Опасность тут состоит в том, что вы мысленно вступаете в своеобразный пакт Молотова-Риббентропа, в котором немцы договариваются с русскими, что в зле, которое явилось в Украину из Берлина и Москвы, будут обвинены украинцы. Это так естественно, так удобно, так соблазнительно произнести: «Разве мы, немцы, недостаточно просили прощения? Разве мы не образец для всех остальных?»
Это настолько соблазнительная ловушка, чтобы угодить в неё! Но я, как американец могу сказать – и могу сказать это по опыту: если вы неправильно истолкуете историю колонизации и рабства, то она может возвратиться. А ваша история с Украиной – это как раз история колонизации и рабства. И если остатки немецкого национализма, которые всё ещё у вас как справа, так и слева (имейте в виду, я не дипломат, и прямо говорю то, что думаю) встретятся с доминированием российского – эффективного – национализма, если вы найдёте там общую почву, общую почву относительного того, что «это всё вина Украины, так зачем мы должны просить прощения, зачем ты должен это вспоминать?» -- то это точно представляет опасность для Германии как демократии.
Теперь перейдём к украинцам, и работа, которую я выполняю значительно чаще – это дать украинцам возможность принять на себя ответственность за украинский коллаборационизм или за украинское участие в немецкой оккупации. Украинцам следует осознать также и роль украинцев в сталинской политике террора – вместо того, чтобы утверждать, что это просто российская политика. Поскольку она не была российской – она была советской политикой, в которой украинцы тоже играли свою роль. Это историческая работа для украинцев, которую надо сделать.
Когда в прошлом сентябре я был в Украине, то говоря о Бабьем Яре – когда я стоял не перед вами, группой милых людей, пускай и не все вы немцы, а когда я стоял перед миллионами украинских телезрителей, пытаясь говорить об этих вещах на украинском языке, -- то пытался акцентировать: «вы помните Бабий Яр не для евреев, вы помните Бабий Яр для себя. Вы помните о Холокосте в Украине, потому что это часть построения ответственного гражданского общества и, надо надеяться, в будущем функционирующей демократии в Украине». Это касается их, но это так же касается и меня, и вас, и всех нас.
Напоминание о немецкой ответственности за эти 6,5 миллионов смертей, причиной которых была война Германии против Советского Союза в Украине – это не для того, чтобы помочь Украине. Украинцы знают об этих злодеяниях. Украинцы живут с последствиями этих злодеяний – внуки и правнуки того поколения.
Это для того, чтобы помочь Германии, Германии как демократии. Особенно в тот период истории, когда мы смотрим в глаза брекзиту, когда имеем одни за другим выборы с популистами, когда сталкиваемся с уменьшением и упадком демократичности Соединённых Штатов, -- именно в этот момент Германия не может позволить себе ошибаться в понимании ключевых вопросов своей истории.
Именно в этот момент немецкое понимание ответственности должно быть доведено до конца. Может быть, до этого правильно понимать свою историю было делом исключительно немцев. Может быть, во времена Historikerstreit в 1980-х история Холокоста была единственным вопросом для немцев.
Это должны сделать немцы, а последствия будут интернациональными.
Ошибочное понимание истории Украины в 2013-2014 годах имело европейские последствия. Ошибочное понимание истории Украины сегодня, когда Германия является ведущей демократией на Западе, будет иметь международные последствия.
На этом я вас оставляю. Большое спасибо.
no subject