Мужчины в мундирах: уроки 17-ти мгновений
Это основная мужская проблема, увиденная глазами женщины...
Сегодня уже не передать, чем был этот фильм для зрителей 1970-х годов. Не понять главного - этого фантастического чувства узнавания: про нас. Сегодня национальное сознание вывернулось, как перчатка - ни в коем случае не признавать, что мы и они в чем-то схожи. Наоборот: мы, и против нас весь мир. Все "гитлеровские последыши".(...)
И из комментов:
Там вообще много такого... интересного. Скажем, Плейшнер приходит в Берне на явочную квартиру, а она провалена и там гестапо сидит. Так вот, 100 процентов зрителей сразу понимали, что это гестаповцы, еще до того, как замечали, чего Плейшнер не заметил (цветок - сигнал в окне). Просто они были сняты такими совершенно узнаваемыми чекистами. Комсомольский призыв в органы из бедноты Рязанской области (в остальных сценах фильма гестаповцы - это такие фашистские интеллектуалы). И с первой фразы каждый слышит в фальшивых интонациях их голосов своего первого куратора из студенческой или институтской жизни. А Плейшнер, бедняга, в СССР не жил и ничего не понимает:-)
Конечно, ретроспективно понимаешь, как вешались с туалете цензора, которым приходилось пропускать фразы типа "Библия не только учит добру, но и организует ум". Но это уже мелочи.
Это основная мужская проблема, увиденная глазами женщины...
Сегодня уже не передать, чем был этот фильм для зрителей 1970-х годов. Не понять главного - этого фантастического чувства узнавания: про нас. Сегодня национальное сознание вывернулось, как перчатка - ни в коем случае не признавать, что мы и они в чем-то схожи. Наоборот: мы, и против нас весь мир. Все "гитлеровские последыши".(...)
И из комментов:
Там вообще много такого... интересного. Скажем, Плейшнер приходит в Берне на явочную квартиру, а она провалена и там гестапо сидит. Так вот, 100 процентов зрителей сразу понимали, что это гестаповцы, еще до того, как замечали, чего Плейшнер не заметил (цветок - сигнал в окне). Просто они были сняты такими совершенно узнаваемыми чекистами. Комсомольский призыв в органы из бедноты Рязанской области (в остальных сценах фильма гестаповцы - это такие фашистские интеллектуалы). И с первой фразы каждый слышит в фальшивых интонациях их голосов своего первого куратора из студенческой или институтской жизни. А Плейшнер, бедняга, в СССР не жил и ничего не понимает:-)
Конечно, ретроспективно понимаешь, как вешались с туалете цензора, которым приходилось пропускать фразы типа "Библия не только учит добру, но и организует ум". Но это уже мелочи.
no subject
Какой русский не любит быстрой езды Штирлица на «мерседесе» в Швейцарских Альпах?
Коммунист узнает в коттедже Штирлица партийную дачу, в четвертом управлении РСХА — первый отдел Минздрава, в чужой стране — свою.
Интеллигент учится у Штирлица пить коньяк в тоталитарном государстве и без вреда для души дружить с людьми, носящими оловянный череп на фуражке.
Матвей же чувствовал к этому симпатичному эсэсовцу средних лет то самое, заветное, что полуграмотная колхозница-сестра питает к старшему брату, ставшему важным свиномордым профессором в городе, и сложно было сказать, что сильней поддерживало эти чувства — зависть к чужой сытой и красивой жизни или отвращение к собственной. Но даже не это было тем главным, за что Матвей любил Штирлица.
Штирлиц до странности напоминал кого-то знакомого — не то соседа по лестничной клетке, не то мужика из соседнего цеха, не то двоюродного брата жены. И отрадно было видеть среди богатой и счастливой вражеской жизни своего - братка, кореша, который носил галстук и белую рубашку под черным кителем, умно говорил со всеми на их языке и был даже настолько хитрее и толковее всех вокруг, что ухитрялся за ними шпионить и выведывать их главные секреты. Но все же и это было не самым главным.
В конце — этого в фильме не было, но подразумевалось всем его жизнеутверждающим пафосом — в конце Штирлиц вернется, наденет демисезонное пальто фабрики им. Степана Халтурина и ботинки «Скороход» и встанет в одну из очередей за пивом, что светлыми воскресными днями вьются по многим из наших улиц, и тогда Матвей окажется рядом, тоже в этой очереди, и уважительно заговорит со Штирлицем о житье-бытье, и Штирлиц расскажет о зяте, о резине для колес, а потом, когда уже выпито будет по два-три пива, в ответ на вопрос Матвея он солидно кивнет, и Матвей выставит на стол бутылку белой. А потом свою поставит Штирлиц…"
no subject