![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
Хочу написать на выходных, сейчас дам анонс.
Ключом к ситуации являются совместные действия демократических левых, с одной стороны, и либеральных демократов, с другой. Собственно, это было так с момента ельцинского реакционного переворота 1993 года, но тогда шансов было ноль целых, хрен десятых, а сегодня мы видим зачатки этих действий, да и сама проблема осознана (достаточно сказать, что совместные акции собирают в разы больше народа, чем СУММАРНО раздельные акции левых, либералов и националистов.
Между тем, трудности взаимодействия (помимо амбиций, плохой истории отношений и т.д.), имеется и фундаментальное объяснение, связанное с искривлением сознания как левых, так и критиков левых. Искривлением, до некоторой степени преодоленным на Западе, но не в России.
Суть вот в чем: суть и сердцевина "левого" - быть против власти. Всякой власти - власти силы и власти авторитета. Власти крови и власти денег. Власти штыка и власти закона. До 19 века казалось, что всякая власть, всякое "начальство" обязаны быть видимо иерархичными; потом пришел Маркс и объявил свое открытие:
(1) из "свободных и равных отношений обмена объектами собственности" образуется власть;
(2) эта власть сильнее, чем любые старые формы власти, основанные на иерархии;
(3) скоро никаких других видов власти, не производных от власти "свободнорыночного капитала", не будет.
Утверждение (1) является социологическим открытием непреходящего значения. Утверждение (2) мгновенно-исторически (для конца 19 века) верно. Утверждение (3) - ошибочно; после эпохи империализма, фашизма и красного тоталитаризма об этом нечего спорить.
Тем не менее, во всем левом движении, и особенно в его организационном центре - России (СССР) этот принцип несколькими поколениями принимался как догма. Постепенно Маркса "забальзамировали" так, что от его социологического мессиджа, как посмертная маска или страшная карикатура - осталось только положение, что ИМЕННО рыночная свобода и есть источник власти и подавления людей ("свобода это рабство", по Оруэлу). И напротив, почти любые ограничения ЭТОЙ свободы (а заодно, постепенно, и видимым образом связанных с нею свобод - передвижения, выбора рода занятий, совести, печати) - стали восприниматься, напротив, как позитив. Левые перестали видеть какую-то угрозу в видах власти - зачастую самой жестокой власти - которую нельзя было так или иначе привести к "власти денежного мешка". Да, за пределами СССР это одурение не было тотальным (вспомним лозунг революционеров Мая 1968-го - "ЗАПРЕЩАЕТСЯ ЗАПРЕЩАТЬ"), даже некоторые статусные компартии (прежде всего итальянская) оказались не чужды возвращению к левой традиции подозрения к любой власти; но в СССР и России, увы, левое движение оказалось полностью во власти мумии Маркса - не живого, а значит, через 250 лет, полностью обновившего "все клетки организма" Маркса, а мумии. Поэтому сегодня даже самому искреннему левому представляется, что поборник рыночной свободы - это враг, а вместо рыночной свободы он будет сражаться... за что? За рыночное рабство, как в СССР?
(Очень коротко: да, свобода рыночных транзакций чревата властью человека над человеком; но, товарищи диалектики - ЛЮБАЯ свобода способна перерождаться во власть; верно, что рыночная свобода одна из самых острых в этом смысле, но НЕсвобода еще хуже).
Добавим, что правые оппоненты левых с удовольствием усвоили тезисы "набальзамированного Маркса" - им оказалось приятно и полезно, вместе с по праву принадлежащими им "ромом, плеткой и содомией" (властью, авторитетом и моральными ценностями) оказаться владельцами еще и свободы, а роль врагов свободы от себя перепихнуть "красным". К сожалению, в силу происхождения, большинство российских либералов мыслят в правой парадигме, и, оказавшись в одних митинговых рядах, УИКах и КПЗ с товарищами-левыми, испытывают такой же шок и "батхерст", как и их визави.
То есть - ключ к этой проблеме должны найти левые, через "воскрешение" (или похороны) Маркса. Это ен значит, что у либералов нет своей работы, но об этом мы поговорим отдельно.
Ключом к ситуации являются совместные действия демократических левых, с одной стороны, и либеральных демократов, с другой. Собственно, это было так с момента ельцинского реакционного переворота 1993 года, но тогда шансов было ноль целых, хрен десятых, а сегодня мы видим зачатки этих действий, да и сама проблема осознана (достаточно сказать, что совместные акции собирают в разы больше народа, чем СУММАРНО раздельные акции левых, либералов и националистов.
Между тем, трудности взаимодействия (помимо амбиций, плохой истории отношений и т.д.), имеется и фундаментальное объяснение, связанное с искривлением сознания как левых, так и критиков левых. Искривлением, до некоторой степени преодоленным на Западе, но не в России.
Суть вот в чем: суть и сердцевина "левого" - быть против власти. Всякой власти - власти силы и власти авторитета. Власти крови и власти денег. Власти штыка и власти закона. До 19 века казалось, что всякая власть, всякое "начальство" обязаны быть видимо иерархичными; потом пришел Маркс и объявил свое открытие:
(1) из "свободных и равных отношений обмена объектами собственности" образуется власть;
(2) эта власть сильнее, чем любые старые формы власти, основанные на иерархии;
(3) скоро никаких других видов власти, не производных от власти "свободнорыночного капитала", не будет.
Утверждение (1) является социологическим открытием непреходящего значения. Утверждение (2) мгновенно-исторически (для конца 19 века) верно. Утверждение (3) - ошибочно; после эпохи империализма, фашизма и красного тоталитаризма об этом нечего спорить.
Тем не менее, во всем левом движении, и особенно в его организационном центре - России (СССР) этот принцип несколькими поколениями принимался как догма. Постепенно Маркса "забальзамировали" так, что от его социологического мессиджа, как посмертная маска или страшная карикатура - осталось только положение, что ИМЕННО рыночная свобода и есть источник власти и подавления людей ("свобода это рабство", по Оруэлу). И напротив, почти любые ограничения ЭТОЙ свободы (а заодно, постепенно, и видимым образом связанных с нею свобод - передвижения, выбора рода занятий, совести, печати) - стали восприниматься, напротив, как позитив. Левые перестали видеть какую-то угрозу в видах власти - зачастую самой жестокой власти - которую нельзя было так или иначе привести к "власти денежного мешка". Да, за пределами СССР это одурение не было тотальным (вспомним лозунг революционеров Мая 1968-го - "ЗАПРЕЩАЕТСЯ ЗАПРЕЩАТЬ"), даже некоторые статусные компартии (прежде всего итальянская) оказались не чужды возвращению к левой традиции подозрения к любой власти; но в СССР и России, увы, левое движение оказалось полностью во власти мумии Маркса - не живого, а значит, через 250 лет, полностью обновившего "все клетки организма" Маркса, а мумии. Поэтому сегодня даже самому искреннему левому представляется, что поборник рыночной свободы - это враг, а вместо рыночной свободы он будет сражаться... за что? За рыночное рабство, как в СССР?
(Очень коротко: да, свобода рыночных транзакций чревата властью человека над человеком; но, товарищи диалектики - ЛЮБАЯ свобода способна перерождаться во власть; верно, что рыночная свобода одна из самых острых в этом смысле, но НЕсвобода еще хуже).
Добавим, что правые оппоненты левых с удовольствием усвоили тезисы "набальзамированного Маркса" - им оказалось приятно и полезно, вместе с по праву принадлежащими им "ромом, плеткой и содомией" (властью, авторитетом и моральными ценностями) оказаться владельцами еще и свободы, а роль врагов свободы от себя перепихнуть "красным". К сожалению, в силу происхождения, большинство российских либералов мыслят в правой парадигме, и, оказавшись в одних митинговых рядах, УИКах и КПЗ с товарищами-левыми, испытывают такой же шок и "батхерст", как и их визави.
То есть - ключ к этой проблеме должны найти левые, через "воскрешение" (или похороны) Маркса. Это ен значит, что у либералов нет своей работы, но об этом мы поговорим отдельно.
no subject
Не обязательно тотальную монополию, но да. На данный вид насилия.
+++ мне не очевидно, почему "свободные и равные отношения обмена" обязательно образуют возможность безнаказанно причинять боль.
То есть Вы хотите ЛОГИЧЕСКОГО доказательства "обязательности"? Извините, нет времени на этот треп. По факту, эмпирически - образуют. Вот Вы пришли наниматься на работу, Вам оно очень надо, кушать хочется - а Вам отказали, да еще манагер, заметив, что Вам очень надо - покуражился. Так бывает? Бывает.
+++ Имхо, как раз отсутствие свободных отношений обмена невозможно без власти
Правильно, но это логически не связанные (не вытекающие друг из друга) утверждения.
+++ Свободный же обмен, напротив, единственный вариант, который хотя бы теоретически может быть лишён монополии на насилие.
Несомненно, при свободном обмене выпадают НЕКОТОРЫЕ инструменты насилия, которые есть при несвободном. Это бесспорно, и из этого я исхожу.
+++ Разве что "возможность причинять боль" употреблять в таком экзотическом значении
Ничуть.
no subject
"Вот Вы пришли наниматься на работу, Вам оно очень надо, кушать хочется - а Вам отказали, да еще манагер, заметив, что Вам очень надо - покуражился."
в точности подпадает под моё экзотическое значение "не предпринимать действий, направленных на предотвращение чужой боли, которая и без того бы возникла". То есть человек и так бы страдал от голода.
>Правильно, но это логически не связанные (не вытекающие друг из друга) утверждения.
Дело в том, что для меня несколько странно выглядят тезисы вроде: "известно, что низкое электрическое напряжение опасно для жизни", при том, что как раз совершенно точно известно, что высокое напряжение опасно для жизни. При этом вполне может быть, что и первый тезис справедлив, во всяком случае, логического противоречия между ними нет, но мне трудно понять, к чему в данном случае автор упоминает первый тезис, да ещё и как азбучную истину. В случае другого автора я мог бы предположить, что это реверанс с целью расположить к себе левых, зная вас, я понимаю, что это написано из искреннего убеждения, но мне это убеждение непонятно и странно.
no subject