(в тексте упоминается В.К. - иное, апологетическое мнение о нем см. тут)
Брежнев умирал. Окрестности Старой площади лихорадило от слухов о готовящейся атаке на все его окружение, неизбежной, как только исчезнет защита. В Афганистане армия проводила рутинные зачистки, обреченность которых была ясна только специалистам - но на специалистов было решено не обращать внимания уже два года назад. В Польше удалось добиться полицейского порядка руками поляков, не вводя советских войск. Дочищали последних диссидентов.
Той весной я посетил Яну К. - поглядеть на ее новорожденного сына. Топтунов вокруг квартиры было столько, что даже я заметил парочку. Яна ни в чем не участвовала и не состояла, но она была в тот момент женой Лёши И., который, правда, в это время на квартире уже не жил. Когда я вышел из подъезда - от остановки отходил троллейбус с заклиненной задней дверью, и я без всякой задней мысли побежал и вскочил на подножку. На платформе станции "Профсоюзная" меня догнал запыхавшийся милиционер, отдал честь и попросил показать паспорт. Паспорт у меня по случайности был; протягивая его, я спросил: "А что случилось-то, товарищ лейтенант, кого ловим - сильно на меня похож?" Лейтенант, стрельнув взглядом вдоль платформы, слегка отодвинулся так, чтобы его заслоняла колонна и краем губ сказал: "Нет, это ОНИ просто попросили меня узнать ваше имя". Так состоялось наше с Софьей Власьевной знакомство, приятное, я надеюсь, обоюдно.
Весной или в начале лета прошли аресты в Киеве и в Москве. Следствие сплетало в один клубок, используя личные связи арестованных - "Бюллетень СМОТ" (отечественную пародию на "Солидарность"), мониторинг расовой дискриминации при поступлении на мехмат (например, из 28 выпускников-неевреев одной московской школы на мехмат поступили 20, из 22 евреев, детей и внуков евреев - двое; руководил процессом нынешний ректор МГУ), попытки наладить связь с реальным эмигрантским центром (НТС).
...Проснулся от ночного звонка в дверь. Это был Лёша, грязный, голодный и полубезумный. "Кажется, я оторвался от хвостов. Мне надо залечь на дно, хотя бы на пару месяцев, тогда они утратят интерес ко мне и пойдут по другим линиям расследования". Он отлеживался несколько дней, а потом ушел ночью. Точка рандеву была - северная окраина поселка Сморгонь в Белоруссии. Туда, на реку Вилию, пошла во невинный турпоход его жена с младенцем (с кучей народа, который был ни сном ни духом, им просто сказали, что так надо). История была феерическая: первый и последний раз увидел не в кино переодевания, темные очки и прочую шпионскую параферналию. Что интересно - расчет был верен, когда Алексея таки заловили через четыре месяца - интерес к его лини уже пропал, и его даже не особо допрашивали. Как я понимаю, помогло и то, что поквадратные фотографии пола во всех его квартирах не выявили совпадения рисунка паркета или линолеума с фрагментами фотокопий изъятых на обыске материалов. У меня, кажется, совпадения были, но не запротоколированные процессуально: обыска не было, но были посетители в отсутствие хозяев квартиры. Свой экземпляр фотокопии "Архипелага" я потом имел счастье видеть в фильме "Заговор против страны Советов".
Потом хоронили Брежнева. Пришел Андропов, который писал стихи, говорил, что "мы не знаем страны" и, согласно анекдотам, ломал руки посетителям. Я, откровенно говоря, испугался: в воздухе отчетливо пахло административным восторгом, и могли полететь головы даже и не замешанных, вроде меня. И вдруг - напряжение разрядилось. Андропов "чижика съел".
Я, конечно, об эпопее "ловли прогульщиков в пивных и банях". На высшем уровне было дано указание органам правопорядка в рабочее время проверять документы у посетителей магазинов, кинотеатров и ресторанов и сообщать на работу (разумеется, в полном противоречии с действующим законодательством). У этой истории есть несколько неочевидных моментов.
Первый. Если смелый человек отказывался показать документы (или вежливо говорил "паспорт дома") - приходилось отходить несолоно хлебавши. Тогда в стране был тоталитаризм, кто не знает, и задержать человека просто за отсутствие паспорта было нельзя. Можно было в чем-то обвинить и отвести в участок, но - пришлось бы писать протокол, фиксировать в нем за своей подписью ложь, да и времени жалко.
Второе. Можно было показать паспорт, но отказаться отвечать на вопрос, где работаешь, или назвать вымышленное место работы. Правда, многие москвичи не носили с собой паспорт, но носили удостоверение (пропуск) с работы.
Третье. Можно было попросить самого мента показать документы (напоминаю, был тоталитаризм, они были обязаны это сделать и делали). Охота связываться с таким человеком пропадала. Кстати, в этих документах были написаны занятные вещи. Мою свояченицу задержал как-то "капитан милиции, оперативный уполномоченный МУР". Специалист высокого класса, которого заставили выполнять работу пацанов из гитлерюгенда.
Тем не менее, вокруг меня все еще клубились вонючие пары "оперативной разработки". Некоторые знакомые бросали трубку при телефонном звонке, при личном контакте же были нервными. Некоторые - рассказали о беседах, в которых упоминалось мое имя, но как-то неопределенно (не "расскажите все что вы о нем знаете", а "вот *** - что за человек?") Потом прошли суды, мне, и жене, и еще куче ну ни в чем не замешанного народа прислали повестки, а потом - забыли вызвать (оно и к лучшему). Подробнее об этой части эпопеи рассказано тут.
Потом был сбит корейский Боинг, сорвались (в связи с этим событием) планы Кремля организовать общеевропейский протест против американских ракет, Андропов (по слухам) снова слег в реанимацию... А потом - пришли ко мне на работу, в контору по проектированию промвентиляции.
Собственно, нет никаких оснований считать, что пришли именно за мной - нет. У нас был такой личный состав, что пробы ставить негде. Кроме меня, был видный активист еврейского религиозного возрождения, многолетний отказник, еще парочка заметных в кругах евреев, активист подпольных чемпионатов по бриджу (тогда это считалось "незаконной коммерцией"), да и начальник группы - сидел по 58-й и не был реабилитирован. Похоже, нам не повезло - кураторы всех по отдельности безобидных людей как-то столкнулись в лубянском буфете, поболтали и ужаснулись "осиному гнезду".
Взялись за нас ужас как строго. Поговорили с директором и главным инженером (так, что они от страха заикались) и велели "мобилизовать партком и разобратья". Разобрались так: впаяли всем подряд, включая невинных во всех смыслах девочек, по строгому выговору за прогул (т.е. отсутствие на рабочем месте более 3 часов подряд). Запретили отсутствовать на рабочих местах под предлогом работы на компьютере всем, кроме программистов и оператора подготовки данных, причем строго на количество времени, записанное в договоре аренды машинного времени. В общем, "коммунисты поймали мальчишку, затащили в свое кэгебе". Ужас просто - ведь к тому времени мы на работу ходили по пятницам, с 9 до 15 часов, привыкли и справлялись, судя по количеству премий, повышений в должности и прочего.
Ну, мы как-то приспосабливались, быстро перезаключили договор аренды на современного типа ВЦ с мейнфреймом и терминалами (где не было понятия аренды машинного времени, пользователи работали не в машзале, а за терминалами, а счета выставлялись не за часы аренды, а за миллисекунды использования процессора). Договорились, что при угрозе проверок вечером в пятницу отпускаем евреев, чтобы успели на шабат. Судились, проходя все инстанции, для развлечения, обжалуя выговор одной из невинных секретарш - мне казалось, что в нарсуде я их дожму даже без адвоката... Правда, эта уверенность у меня поубавилась, когда я посетил тогда же гражданское дело в Октябрьском нарсуде - принудительно разводили (точнее, признавали фиктивным брак) двух друзей моей жены (это было нужно, чтобы лишить жену московской прописки). Я там был единственным представителем публики, которому удалось проникнуть в зал, причем в процессе проникновения меня бил головой о дверь зверообразного вида мент восточной наружности в сапогах "бутылками".
Самое смешное, что при всей этой бодяге нашу группу не лишили доступа к секретным темам. Мы как раз делали документацию для... ну, серьезных людей из Подмосковья. Сидим в комнате, детали пролонгации договора обсуждаем. А радио и говорит: сегодня, после тяжелой и продолжительной... Шопен. Доиграли. Все переглянулись, и наш посетитель, на котором плохо сидел штатский костюм, сказал без интонаций: "полагаю, можно перейти к очередному вопросу".
Перешли к очередному вопросу: перестали вообще писать дурацкие записки в журнал прихода-ухода, с парткомовскими не здоровались, по пятницам теперь тоже приходили, только если очень просили. В школу (где у меня готовился в выпуску 10 класс) как раз незадолго до того прислали вести НВП чекиста, который начал упоенно вербовать стукачей (без всякого смысла, просто по привычке). Теперь, когда его пахан сдох, я начал говорить так, чтобы меня слышали побольше народу: "стукачи все записаны в тетрадку, скоро начнем избавляться". В.К. тоже не остался в долгу и рассказал как-то в учительской, что "попросил товарищей по конторе, и они с этим *** крепко разобрались". Б.П.Г., помню, по наивности спросил меня на следующий день: "Вы так бысто поправились?" В общем, игры в песочнице...
Черненко тоже в свой срок помер, а я как раз был в Сибири. Не по этапу, но и не в командировке - поехал к Борису К., в ссылку, провожать его жену и вообще проведать. История эта закончилась трагически - месяцем позже, за несколько дней до освобождения Бориса в Москве погибла при пожаре его мать, его отпускали ее хоронить (поминки были в нашей квартире - ее дом сгорел дотла). Так до сих пор никто и не знает - была ли это злая ухмылка судьбы или судьбе усердно помогли.
В предсмертном спазме Империя успела захватить еще кусок добычи. Впервые за десятилетия (не исключая даже четырех лет Великой Отечественной войны) призвали в армию студентов - как раз моего выпускного класса (кто-то повзрослел, большинство сломались).
Но было поздно. Затмевая солнце, взошла Черная Звезда Полынь. Технически довольно заурядная авария оказалась в народном сознании зримым образом Лжи и Смерти, соединившихся и пришедших по наши души. Империя испустила дух.
Еще трагически погиб Анатолий Марченко в камере Чистополя, но приходило новое время - медленно и мучительно. Освободили Сахарова, потом, медленно и неохотно - остальных узников.
Из другой чистопольской камеры приехал Валера С., когда-то учивший меня математике, и мы вместе с ним провожали Бориса К. на рейс в Вену. Шереметьево напоминало вокзал времен эвакуации, люди спали на чемоданах и вещмешках, соломенноволосые дети из Казахстана катались наперегонки на багажных тележках, один немец рассказывал другому про трдности взаимопонимания с бундесами: "Видишь, им не нравится, как мы R выговариваем. То им евреи не так выговаривали, теперь - мы".
(объявление по вокзальному радио тех дней, подлинное):
-Господина Смита просят подойти к стойке регистрации номер 21.
-Товарищ Познер, вас ожидают в депутатском зале.
-Пассажир Рабинович, подойдите к стойке таможенного контроля.
Со скрежетом сдвинулись геологические пласты.
Три долгих года
Брежнев умирал. Окрестности Старой площади лихорадило от слухов о готовящейся атаке на все его окружение, неизбежной, как только исчезнет защита. В Афганистане армия проводила рутинные зачистки, обреченность которых была ясна только специалистам - но на специалистов было решено не обращать внимания уже два года назад. В Польше удалось добиться полицейского порядка руками поляков, не вводя советских войск. Дочищали последних диссидентов.
Той весной я посетил Яну К. - поглядеть на ее новорожденного сына. Топтунов вокруг квартиры было столько, что даже я заметил парочку. Яна ни в чем не участвовала и не состояла, но она была в тот момент женой Лёши И., который, правда, в это время на квартире уже не жил. Когда я вышел из подъезда - от остановки отходил троллейбус с заклиненной задней дверью, и я без всякой задней мысли побежал и вскочил на подножку. На платформе станции "Профсоюзная" меня догнал запыхавшийся милиционер, отдал честь и попросил показать паспорт. Паспорт у меня по случайности был; протягивая его, я спросил: "А что случилось-то, товарищ лейтенант, кого ловим - сильно на меня похож?" Лейтенант, стрельнув взглядом вдоль платформы, слегка отодвинулся так, чтобы его заслоняла колонна и краем губ сказал: "Нет, это ОНИ просто попросили меня узнать ваше имя". Так состоялось наше с Софьей Власьевной знакомство, приятное, я надеюсь, обоюдно.
Весной или в начале лета прошли аресты в Киеве и в Москве. Следствие сплетало в один клубок, используя личные связи арестованных - "Бюллетень СМОТ" (отечественную пародию на "Солидарность"), мониторинг расовой дискриминации при поступлении на мехмат (например, из 28 выпускников-неевреев одной московской школы на мехмат поступили 20, из 22 евреев, детей и внуков евреев - двое; руководил процессом нынешний ректор МГУ), попытки наладить связь с реальным эмигрантским центром (НТС).
...Проснулся от ночного звонка в дверь. Это был Лёша, грязный, голодный и полубезумный. "Кажется, я оторвался от хвостов. Мне надо залечь на дно, хотя бы на пару месяцев, тогда они утратят интерес ко мне и пойдут по другим линиям расследования". Он отлеживался несколько дней, а потом ушел ночью. Точка рандеву была - северная окраина поселка Сморгонь в Белоруссии. Туда, на реку Вилию, пошла во невинный турпоход его жена с младенцем (с кучей народа, который был ни сном ни духом, им просто сказали, что так надо). История была феерическая: первый и последний раз увидел не в кино переодевания, темные очки и прочую шпионскую параферналию. Что интересно - расчет был верен, когда Алексея таки заловили через четыре месяца - интерес к его лини уже пропал, и его даже не особо допрашивали. Как я понимаю, помогло и то, что поквадратные фотографии пола во всех его квартирах не выявили совпадения рисунка паркета или линолеума с фрагментами фотокопий изъятых на обыске материалов. У меня, кажется, совпадения были, но не запротоколированные процессуально: обыска не было, но были посетители в отсутствие хозяев квартиры. Свой экземпляр фотокопии "Архипелага" я потом имел счастье видеть в фильме "Заговор против страны Советов".
Потом хоронили Брежнева. Пришел Андропов, который писал стихи, говорил, что "мы не знаем страны" и, согласно анекдотам, ломал руки посетителям. Я, откровенно говоря, испугался: в воздухе отчетливо пахло административным восторгом, и могли полететь головы даже и не замешанных, вроде меня. И вдруг - напряжение разрядилось. Андропов "чижика съел".
Я, конечно, об эпопее "ловли прогульщиков в пивных и банях". На высшем уровне было дано указание органам правопорядка в рабочее время проверять документы у посетителей магазинов, кинотеатров и ресторанов и сообщать на работу (разумеется, в полном противоречии с действующим законодательством). У этой истории есть несколько неочевидных моментов.
Первый. Если смелый человек отказывался показать документы (или вежливо говорил "паспорт дома") - приходилось отходить несолоно хлебавши. Тогда в стране был тоталитаризм, кто не знает, и задержать человека просто за отсутствие паспорта было нельзя. Можно было в чем-то обвинить и отвести в участок, но - пришлось бы писать протокол, фиксировать в нем за своей подписью ложь, да и времени жалко.
Второе. Можно было показать паспорт, но отказаться отвечать на вопрос, где работаешь, или назвать вымышленное место работы. Правда, многие москвичи не носили с собой паспорт, но носили удостоверение (пропуск) с работы.
Третье. Можно было попросить самого мента показать документы (напоминаю, был тоталитаризм, они были обязаны это сделать и делали). Охота связываться с таким человеком пропадала. Кстати, в этих документах были написаны занятные вещи. Мою свояченицу задержал как-то "капитан милиции, оперативный уполномоченный МУР". Специалист высокого класса, которого заставили выполнять работу пацанов из гитлерюгенда.
Тем не менее, вокруг меня все еще клубились вонючие пары "оперативной разработки". Некоторые знакомые бросали трубку при телефонном звонке, при личном контакте же были нервными. Некоторые - рассказали о беседах, в которых упоминалось мое имя, но как-то неопределенно (не "расскажите все что вы о нем знаете", а "вот *** - что за человек?") Потом прошли суды, мне, и жене, и еще куче ну ни в чем не замешанного народа прислали повестки, а потом - забыли вызвать (оно и к лучшему). Подробнее об этой части эпопеи рассказано тут.
Потом был сбит корейский Боинг, сорвались (в связи с этим событием) планы Кремля организовать общеевропейский протест против американских ракет, Андропов (по слухам) снова слег в реанимацию... А потом - пришли ко мне на работу, в контору по проектированию промвентиляции.
Собственно, нет никаких оснований считать, что пришли именно за мной - нет. У нас был такой личный состав, что пробы ставить негде. Кроме меня, был видный активист еврейского религиозного возрождения, многолетний отказник, еще парочка заметных в кругах евреев, активист подпольных чемпионатов по бриджу (тогда это считалось "незаконной коммерцией"), да и начальник группы - сидел по 58-й и не был реабилитирован. Похоже, нам не повезло - кураторы всех по отдельности безобидных людей как-то столкнулись в лубянском буфете, поболтали и ужаснулись "осиному гнезду".
Взялись за нас ужас как строго. Поговорили с директором и главным инженером (так, что они от страха заикались) и велели "мобилизовать партком и разобратья". Разобрались так: впаяли всем подряд, включая невинных во всех смыслах девочек, по строгому выговору за прогул (т.е. отсутствие на рабочем месте более 3 часов подряд). Запретили отсутствовать на рабочих местах под предлогом работы на компьютере всем, кроме программистов и оператора подготовки данных, причем строго на количество времени, записанное в договоре аренды машинного времени. В общем, "коммунисты поймали мальчишку, затащили в свое кэгебе". Ужас просто - ведь к тому времени мы на работу ходили по пятницам, с 9 до 15 часов, привыкли и справлялись, судя по количеству премий, повышений в должности и прочего.
Ну, мы как-то приспосабливались, быстро перезаключили договор аренды на современного типа ВЦ с мейнфреймом и терминалами (где не было понятия аренды машинного времени, пользователи работали не в машзале, а за терминалами, а счета выставлялись не за часы аренды, а за миллисекунды использования процессора). Договорились, что при угрозе проверок вечером в пятницу отпускаем евреев, чтобы успели на шабат. Судились, проходя все инстанции, для развлечения, обжалуя выговор одной из невинных секретарш - мне казалось, что в нарсуде я их дожму даже без адвоката... Правда, эта уверенность у меня поубавилась, когда я посетил тогда же гражданское дело в Октябрьском нарсуде - принудительно разводили (точнее, признавали фиктивным брак) двух друзей моей жены (это было нужно, чтобы лишить жену московской прописки). Я там был единственным представителем публики, которому удалось проникнуть в зал, причем в процессе проникновения меня бил головой о дверь зверообразного вида мент восточной наружности в сапогах "бутылками".
Самое смешное, что при всей этой бодяге нашу группу не лишили доступа к секретным темам. Мы как раз делали документацию для... ну, серьезных людей из Подмосковья. Сидим в комнате, детали пролонгации договора обсуждаем. А радио и говорит: сегодня, после тяжелой и продолжительной... Шопен. Доиграли. Все переглянулись, и наш посетитель, на котором плохо сидел штатский костюм, сказал без интонаций: "полагаю, можно перейти к очередному вопросу".
Перешли к очередному вопросу: перестали вообще писать дурацкие записки в журнал прихода-ухода, с парткомовскими не здоровались, по пятницам теперь тоже приходили, только если очень просили. В школу (где у меня готовился в выпуску 10 класс) как раз незадолго до того прислали вести НВП чекиста, который начал упоенно вербовать стукачей (без всякого смысла, просто по привычке). Теперь, когда его пахан сдох, я начал говорить так, чтобы меня слышали побольше народу: "стукачи все записаны в тетрадку, скоро начнем избавляться". В.К. тоже не остался в долгу и рассказал как-то в учительской, что "попросил товарищей по конторе, и они с этим *** крепко разобрались". Б.П.Г., помню, по наивности спросил меня на следующий день: "Вы так бысто поправились?" В общем, игры в песочнице...
Черненко тоже в свой срок помер, а я как раз был в Сибири. Не по этапу, но и не в командировке - поехал к Борису К., в ссылку, провожать его жену и вообще проведать. История эта закончилась трагически - месяцем позже, за несколько дней до освобождения Бориса в Москве погибла при пожаре его мать, его отпускали ее хоронить (поминки были в нашей квартире - ее дом сгорел дотла). Так до сих пор никто и не знает - была ли это злая ухмылка судьбы или судьбе усердно помогли.
В предсмертном спазме Империя успела захватить еще кусок добычи. Впервые за десятилетия (не исключая даже четырех лет Великой Отечественной войны) призвали в армию студентов - как раз моего выпускного класса (кто-то повзрослел, большинство сломались).
Но было поздно. Затмевая солнце, взошла Черная Звезда Полынь. Технически довольно заурядная авария оказалась в народном сознании зримым образом Лжи и Смерти, соединившихся и пришедших по наши души. Империя испустила дух.
Еще трагически погиб Анатолий Марченко в камере Чистополя, но приходило новое время - медленно и мучительно. Освободили Сахарова, потом, медленно и неохотно - остальных узников.
Из другой чистопольской камеры приехал Валера С., когда-то учивший меня математике, и мы вместе с ним провожали Бориса К. на рейс в Вену. Шереметьево напоминало вокзал времен эвакуации, люди спали на чемоданах и вещмешках, соломенноволосые дети из Казахстана катались наперегонки на багажных тележках, один немец рассказывал другому про трдности взаимопонимания с бундесами: "Видишь, им не нравится, как мы R выговариваем. То им евреи не так выговаривали, теперь - мы".
(объявление по вокзальному радио тех дней, подлинное):
-Господина Смита просят подойти к стойке регистрации номер 21.
-Товарищ Познер, вас ожидают в депутатском зале.
-Пассажир Рабинович, подойдите к стойке таможенного контроля.
Со скрежетом сдвинулись геологические пласты.
no subject